За три вечера я уже привык ко всему, спокойно выносил вечернюю пытку и даже не сердился на Сидора Кузьмича. Тем более что по-своему он был прав: свое он ест сам, и я довольствуюсь своим. Хватит того, что он дает мне кипяток и ночлег. Огорчало другое.
Я пытался уговорить шкипера обменять сало и крупу на мои почти новые кожаные полуботинки и отцовский полушерстяной шарф. Шкипер не соглашался.
— А у меня нет ничего. Чего у меня есть? Только что себе.
Что было у шкипера, я видел: и сало было, и крупа нескольких сортов, и ящик с горохом килограммов на восемь — десять под койкой.
— Так я вам вещи даю, хорошие, — пытался убедить я Сидора Кузьмича. — А прошу совсем немного. Ну сала кусочек да кило крупы или вон гороха. За ботинки или за шарф — за что хотите.
Вещи я захватил специально, пообещав матери, что обязательно выменяю на них продуктов. Ведь все же я буду работать в порту, а тут должны найтись желающие.
Но шкипер жался.
Сегодня был последний вечер моей корабельной жизни. Еще ночь, завтра с утра часа на три работы — и можно домой.
— Ну так как, Сидор Кузьмич? — опять спросил я, когда мы напились чаю, а хозяин еще и поел.
Шкипер вроде подобрел:
— Ну покажи-ка, что там у тебя?
И полуботинки и шарф он видел и вчера и позавчера, но сейчас я опять протянул их Сидору Кузьмичу:
— Смотрите, ведь правда хорошие.
Сидор Кузьмич пощупал шарф и даже посмотрел его на свет коптилки, взвесил на руке один ботинок, словно его интересовало не столько качество, сколько вес, и когда я был уже окончательно убежден, что дело выйдет, вдруг изрек:
— Нет, не пойдет. Продуктов не дам. Деньгами хочешь?
Планы мои рушились. Видно, придется завтра по пути домой заехать на Центральный рынок и купить что-нибудь на вырученные деньги.
— А сколько вы дадите?
— Полторы сотняги, — прикидывал шкипер. — Да уж так и быть — две.
Не соглашаться? Я представил себе, как вернусь домой в нашу комнату, где уже давно стоит железная печурка с отводной трубой в окно, растоплю ее и, пока мать на работе, приготовлю что-нибудь вкусное: например, наварю каши из пшеницы, если удастся раздобыть пшеницу на рынке, или картошки, а лучше — кормовой свеклы, ведь она в два раза дешевле картошки, и, значит, ее можно наменять или купить, если я просто продам полуботинки и шарф, в два раза больше.
Я стал прикидывать: килограмм картошки стоит сейчас на рынке сто рублей — сто двадцать, а килограмм свеклы — пятьдесят. Значит…
— Чего молчишь? — переспросил Сидор Кузьмич. — А то ведь как хочешь!
