– Они привязали его к дереву и стали стрелять по нему из своих окаянных луков, а он все пытался вырваться, но первая стрела попала ему в сердце, и он…
Мадленке хотелось выть в голос. Глумление над памятью брата казалось выше ее сил. Она мечтала оглохнуть, чтобы не слышать лицемерный голос, и ослепнуть, чтобы не видеть полных сочувствия взглядов, обращенных на похитительницу ее имени. То она призывала все кары небесные на захватчицу, то представляла себе, как та умрет, пораженная неведомой и ужасной болезнью. Мадленка сделалась сосудом ненависти, и успокаивало ее только одно – то, что презренная не восторжествует. Девушка представляла себе замешательство соперницы при виде кургана, креста и цветов, которых там не должно быть. И тогда она, истинная Магдалена Мария Соболевская, выйдет вперед и скажет: не верьте ей, она лгала вам, – и в доказательство представит закопанное платье, она ведь отлично помнит, где спрятала свою одежду. Мадленка устала от неопределенности и жаждала, чтобы ее подозрения наконец подтвердились или, наоборот, были опровергнуты. Будь убийцей хоть Август, хоть сам князь Доминик, в присутствии стольких людей и ксендза никто ничего не посмеет ей сделать. Мадленка отвлеклась от своих мыслей и поглядела вокруг себя. Да, так оно и есть: они въехали в тот самый лес.
Мадленка так и впилась глазами в лицо Августа. Он или не он? Ни один убийца не любит возвращаться на место своего преступления. Но на подвижной физиономии Августа застыла неприкрытая гримаса скуки. Он уже не напевал себе под нос —Мадленке показалось, что юный князь чем-то озабочен. И девушка даже вздрогнула, когда тот обратился к ней.
– Слушай, Михал, ты бы не мог оказать мне услугу? Покажешь им место, где я напал на крестоносцев, а то мне тошно становится от мысли, что я должен снова туда ехать.
– Я плохо знаю здешние дороги, – отвечала Мадленка, косясь на него исподлобья.
Август безнадежно махнул рукой.
– Ладно. Считай, что я ни о чем тебя не просил.
Мадленка не выдержала.
– Да чего ты боишься? Все честные люди гордятся тобой. Да, гордятся! Разве тот рыцарь не заслуживал смерти за то, что он сотворил? Поверь мне, ты совершил благое дело, что бы там ни говорили епископ и остальные.
На современном языке такое поведение именуется провокацией, тогда же оно, наверное, считалось бы обычной хитростью, чтобы заставить собеседника разговориться. Уловка подействовала: Август заметно смягчился.
– Я ничего не боюсь, – отозвался он, – и, во всяком случае, не жалею, что бог уготовил мерзавцу-крестоносцу пасть от моей руки. Плохо то, что наши верят, будто я напал на его отряд из-за денег, а мне они не нужны. Я даже предложил отпустить пленного рыцаря, раз выкуп все равно оказался у нас. Дядя Доминик, похоже, не против, но епископ колеблется. Дело в том, что крестоносец тоже участвовал в штурме Белого замка, а там погибли родичи епископа, которые просто были в гостях у хозяев.
