– Они отца моего убили, Михал, и троих братьев моих. Земли мои отняли. Вот я их и ненавижу и поклялся, где бы они ни были, истреблять их. До последнего вздоха. И богу моя клятва угодна, я знаю.
Мадленка была потрясена – этот человек буквально дышал ненавистью. И все же, непонятно почему, ей странным образом было жаль молодого князя. Но не крестоносцы ее интересовали, а совсем другое, и поэтому, сделав над собой усилие, она спросила:
– Да уж, рыцари… Ты о матери Евлалии слыхал? Думаешь, они ее?
– Да что тут думать, – пробурчал Август, – коли свидетельница есть. Да ты ее видел небось у князя утром. Магдалена Соболевская, из Каменок. Она и была там.
«Не она», – подумала Мадленка, но все же кивнула.
– Князь меня еще спрашивал, не мог ли тот отряд, который я разбил, быть тем самым, что днем раньше напал на крестную, – продолжал Август, не подозревая, насколько внимательно его слушает рыжий востроглазый отрок – даже дыхание затаил. – Я ему честно сказал, что вряд ли. Они ехали из Мальборка через Торн, а Каменки совсем в другой стороне. Да мне все едино, Михал. Будь они хоть от самого папы римского, я бы все равно их не пощадил.
Он продолжал говорить, но Мадленка уже не слушала его, чувствуя, как тяжесть, давившая на ее сердце, мало-помалу рассасывается. Если бы князь Август по каким-то причинам расправился с матерью Евлалией, он ни за что не стал бы выгораживать крестоносцев, наоборот – постарался бы убедить всех в их виновности, как делал тот, кто подослал самозванку. Значит, князь Август – не убийца. Да, он напал из засады на рыцарский отряд, но тому были личные причины, а Мадленка, как и все люди ее эпохи, уважала месть и право на нее свободнорожденного человека.
– Эй, Михал, о чем задумался? – окликнул собеседника Август, заметив наконец, что его не слушают.
– О панне Магдалене, – объявил рыжий отрок, потупясь.
– Что, послушник, приглянулась она тебе? А? – развеселился Август. – Да ты не робей, не так уж велика птица, чтоб этого стыдиться.
«Дурак», – подумала Мадленка оскорбленно. А вслух сказала:
– Мне бы еще одним глазочком на нее поглядеть. Разве нельзя?
– Можно, наверное, – согласился князь Август, – только она не оправилась пока, сам понимаешь. Но я тебя к ней свожу, с ней мать моя сидит и другие дамы. Понравилась, значит, да?
Услышав, что мать Августа пребывает при самозванке, Мадленка ощутила, как подозрения ее вспыхнули с новой силой. С чего вдруг со стороны княгини Гизелы такое внимание, а? Да и сам князь Август – так ли уж он прост, как кажется?
