Эрос на Олимпе | страница 4
Эрос мог летать, где хотел, и делать, что нравится. И пользовался этой свободой без меры. Осмотрев свой колчан, он убедился, что стрелы, которыми он полон, годны для весьма веселой забавы. Были они двух видов: золотые, очень острые, разжигали чувство, оловянные, тупые, закрывали сердце для любви. Не преминул испытать те и другие. Царапины от золотой стрелы были довольно, чтобы Гелиос ради прекрасной Климены задержал бег солнечной колесницы, а сереброликая Селена останавливалась ночью над спящим Эндимионом. «Безбожный мальчуган» заставил Зевса принимать самые диковинные обличья в погоне за блаженством все новых объятий. И не было для Эроса ничего святого, ибо по его воле достойная мать богов Рея[7] начала чернить седые волосы и преследовала красивого юношу Аттиса по всей Фригии.
А кто заставил Аполлона забыть Дафну, увидев перед собой белокудрую Кирену, раздирающую львиную пасть? Кто толкнул солидного Посейдона – владыку морей – в мерзкие объятия Горгоны? Кто допустил, чтобы «хворая мать» Деметра перенесла позор звериного насилия, когда повелитель морей принял вид жеребца? По чьей вине Геракл покорно терпел побои туфлей от лидийской царицы? Эрос, Эрос, это все его проделки. Все, что выткала несчастная Арахна, все известные любовные шалости богов, приятные и печальные, чудовищные и преступные, полные меланхолии и кровосмесительства, – все, которые нам известны, и еще больше те, о которых мы никогда не узнаем, были шутками забавника с Олимпа.
Интересно, однако, что не всем он докучал одинаково охотно, некоторых богов он просто избегал, словно умышленно. Причины этого мы так никогда и не узнали бы, если бы Лукиан из Самосаты не подслушал разговор между Афродитой и Эросом[8] и не проболтался нам по своей несдержанности. Беседа состоялась во время утреннего купания, при котором «хранитель альковного ключа» обычно сопровождал мать – Афродиту…
Афродита. Почему так, Эрос, что власть свою утвердил ты над всеми другими богами – над Зевсом, Посейдоном, Аполлоном, Реей и даже надо мной, твоей родной матерью, а одну только Афину не трогаешь: для нее одной нет искр в твоем факеле и стрелы в твоем колчане?
Эрос. Побаиваюсь ее, милая мама. Она так страшно вращает глазами и имеет такой суровый мужской облик. Каждый раз, как приближусь к ней с натянутым луком, она так встряхивает перьями на шлеме, что дрожу весь и стрелы выпадают из рук.
Афродита. А разве Арей еще не страшнее? Однако и его ты обезоружил и победил.