Он научился переносить боль, контролировать рефлексы своего тела, поглощать мучения, принимая их, а не сопротивляясь, когда лучше было этого не делать. Эрик не был профессионалом. Дюрелл знал, что некоторые нацисты были чертовски изобретательны в том, что касалось мучений души и тела, но к счастью оказалось, что Эрик не из их числа.
Однако даже с этим приходилось нелегко. Вопросы чередовались с ударами, криками и проклятиями, пинками и выкручиванием конечностей. Дюрелл терпеливо все сносил. Каюта расплывалась в его глазах, лица генерала, Эрика и Кассандры как в тумане проступали в те моменты, когда он мог оглядеться и перевести дух в ожидании следующего раунда.
- Герр Дюрелл, почему вы так упрямитесь? - Казалось, голос генерала доносится откуда-то издалека. Он ощутил запах табака и увидел, что фон Витталь стоит у окна каюты и курит тонкую сигару. За окном было темно и Дюррел с некоторым удивлением отметил, что уже наступил вечер. - Вы можете быть уверены, что и я, и люди, которых я представляю, достаточно благоразумны. В конце концов вирус в самом деле принадлежит нам, ведь именно мы открыли этот конкретный штамм. Наши специалисты его улучшили; мы потратили время и средства на его совершенствование. Он принадлежит нам и никому другому.
- Он должен быть уничтожен, - с трудом выдохнул Дюрелл.
- Минуточку, Эрик, - Фон Витталь с неожиданным интересом взглянул на Дюрелла. - Вы были с Питом ван Хорном, который умер?
- Да. И сейчас я могу быть носителем вируса, если это вас интересует.
Генерал покачал головой.
- Нет, таким образом вы меня не запугаете. Штамм обладает вирулентностью только двадцать четыре часа. Иначе как же наши войска смогли бы занять вражескую территорию, зараженную "Кассандрой"? Нет, мой друг, вы находитесь в полной безопасности. И мы тоже. Но вы понимаете, что причиной вашей смерти может стать Эрик.
Генерал смотрел на кончик своей сигары. Откуда-то издалека из гавани сквозь холодный туман донеслось тарахтение лодочного мотора. "Валькирия" солидно и величественно покачивалась на волнах.
- Герр Дюрелл, я не отличаюсь особым терпением. Я не верю, что вы отправили карту Пита почтой в Англию. А ещё я не верю тому, что это была простая туристская карта и ничего больше. Я хочу знать правду и хочу получить карту. Я потратил слишком много времени на бесполезные плавания в этих водах от Боркума до Тершеллинга и у меня больше не осталось ни терпения, ни жалости. Я оставляю вас с Эриком. Когда будете готовы говорить, или когда вы умрете, я вернусь.
