Ленька взял у нее из рук тачку.
— А ну дай! Куда? Везти куда?
Она показала.
— Да не надо… Я сама!
Ленька отогнал тачку за угол конюшни. Перевернул, опорожнил. Теперь назад в конюшню.
Елка помогала ему грузить. Потом семенила вслед за ним и все повторяла на ходу:
— Да хватит же! Хватит! Правда, я сама могу. Я привыкла. Вот!
А сама, кажется, была очень довольна.
Когда Ленька с независимым видом уходил из конюшни, мальчишки ждали его.
— Прямо и не поймешь, — сказал один из них, рыжий Колька, — кто из вас у кого на прицепе…
— На каком прицепе? — не понял Ленька.
— Да вся деревня говорит, что ты у Елки на прицепе, — пояснил рыжий. — А сейчас вот поглядели… Может, наоборот…
В конце лета Сережки провожали парней в РККА, то есть в Красную Армию. Вся деревня гуляла несколько дней подряд. В клубе был концерт, и Елка опять танцевала и пела, только другое:
Мой миленок ненаглядный
Идет в армию служить,
Пусть его скорей обучат,
Как любовью дорожить…
Ему летчиком быть,
Пулеметчиком быть,
Ну, а лучше быть связистом,
Чтоб меня не позабыть…
После концерта веселье пошло по избам.
Ленька завидовал бритоголовым парням, уходящим в армию. Ему этого дня еще ждать и ждать! Больше пяти лет ждать!
А пять лет — целая вечность! И вообще так вся жизнь пройдет!..
Елка говорила:
— А почему девчонок в РККА не берут? Вот скажи мне: почему? Анку-пулеметчицу брали? Брали! А «Мы из Кронштадта» помнишь? Ведь брали! А сейчас? Разве это справедливо? А-а? Справедливо? В Конституции про равенство между мужчинами и женщинами записано? Записано! А где оно, это равенство? Неправильно это! Вот!
В день отъезда новобранцев Сережки как-то погрустнели. Играли гармошки, звенели песни, улыбались парни под хмельком, но уже не так, как в прежние дни. И были слезы. Много-много слез, непонятных Леньке.
Кто-то, как назло, пустил еще слух, что началась война: мол, немцы напали на Польшу. Ну, а коль скоро война у соседей, так и нам нечего добра ждать.
Машины с призывниками уже тарахтели моторами, когда в толпу провожающих ворвалась Елка.
— Враки! — закричала она. — Про войну все враки! Я в райком из правления звонила. Никакие немцы не нападали ни на каких поляков! Враки все это!
Люди чуть успокоились. Повеселели. Ну, раз нет войны…
И ее не было. Еще несколько дней не было. До первого сентября не было.
Первого сентября уже в Москве, в школе, Ленька узнал: сегодня Германия напала на Польшу…
Рядом с их домом был овраг, превращенный в свалку.
Ель и береза как раз стояли у края этого оврага. Одинаково длинные, но и одинаково непохожие друг на дружку, стояли рядышком, словно росли из одного корня. Темно-зеленая крона ели будто специально оттеняла тонкий, белый с крапинками ствол березы, ее голую вершинку с ветками-паутинками. Вершинка покачивалась мерно-мерно — взад-вперед, взад-вперед, — и чудом уцелевшие к концу октября на одной из веток скрюченные бурые листья косой развевались на ветру.
