— Хочешь, я тебя поцелую?
Ленька опешил.
Покраснел как рак.
Она подпрыгнула и неловко чмокнула его не то в щеку, не то в нос.
— Зачем? — глупо спросил Ленька.
— Так просто, Леонид! Вот! Захотелось почему-то. И все! — И она убежала. На бегу обернулась. — Может, встретимся!..
Нет, оказывается, Ленька никогда прежде не знал, какая она. А она была и елкой и березкой сразу. Как те у их дома в Москве. Как те на берегу Нары у моста. Непохожие и одинаковые. И растущие как бы от одного корня.
Так больше они ничего и не сказали друг другу. И на Нарские пруды не съездили.
Наутро Елка с матерью уехала в Москву. Об этом Ленька узнал, когда их уже не было. И еще узнал: они поехали встречать Елкиного отца.
Их не было ни завтра, ни через два дня, ни через неделю. Младшие Елкины братья и сестренки, оставшиеся жить дома под наблюдением соседки, ничего не знали.
— Как встретят, так и вернутся, — спокойно сказала Леньке старушка соседка. — Как же им без отца-то возвращаться? Не резон!
Ленька торопился. Дома ждали. Отец уговорил бабушку поехать к ним домой в Москву погостить. Отдохнуть. Александра Федоровна долго упиралась, но наконец решилась.
Сегодня они уезжали.
— Не горюй, Ленек, — вздыхала бабушка, глядя на недовольное Ленькино лицо. — Лето настанет — и опять приедешь. Здесь тебе вольготно…
Лето настало. Необычное лето следующего года. Радиорепродукторы, заработавшие в Сережках в канун воскресенья 22 июня, сообщили наутро то, что сообщали во всех других деревнях и городах…
— Уж лучше б и не проводили этого проклятущего радио! — говорили в тот день в Сережках.
В Москве, в Ленькином доме, где радио было давно, молчали. Молчали, ибо что скажешь, если война…
Сначала было долгое, нестерпимо долгое и тяжкое, как эти первые военные летние месяцы, ожидание: когда, когда же наконец их остановят?
Ни работа с утра до вечера и до седьмого пота в колхозе, где теперь остались почти одни бабы и ребята да еще такие вот, как она, — ни дети, ни взрослые, ни то ни се не спасало от этого беспокойного вопроса. Ни сводки Совинформбюро. Ни слухи.
Июнь. Июль. Август.
Немцы шли и шли на восток.
Потом, в сентябре, все строили оборонительные рубежи под Малоярославцем. И под Наро-Фоминском. А затем ближе и ближе к дому.
Елка копала тяжелую землю и опять думала: когда их остановят?..
Так думали все.
С наступлением октября все явственнее заполыхали зарницы там, за Нарой. По ночам воздух тяжело гудел от немецких самолетов, летевших сразу по нескольку сот штук на Москву. В окрестных лесах ухали зенитки. Трассирующие очереди и прожекторы уходили в холодное осеннее небо. А мимо Сережек все шли и шли наши войска, пешие и конные, на грузовиках и мотоциклах, и все туда же — через мост за Нару.
