– Так Светлана меня не простит! Она со мной не то что разговаривать не будет, она на меня и не посмотрит даже! – промямлила та.
– А ты постарайся, чтобы простила! – настойчиво сказал Николай Петрович. – Надо будет – на колени встанешь! Поняла меня? – угрожающе спросил он, и Зоя Федоровна испуганно закивала. – Кончилась твоя власть!
– Ну, если ко мне вопросов больше нет и претензий тоже, то с вас, Игорь Николаевич, еще тысяча долларов, – сказала я и объяснила: – Это за оперативность, не относящиеся к основному делу расследования, которые я попутно провела, и вещдоки, часть из которых я вам уже отдала, а оставшееся – вот. – С этими словами я достала из сумки карту памяти и протянула ее Дроздову.
– Что это? – спросил он, с удивлением глядя на нее.
– Карта памяти из фотоаппарата, которым Базаров снимал Светлану Юрьевну и своего сообщника. Он ее спрятал под погоном на парадной форме, но внял моим убеждениям, – усмехнулась я, – и сказал, где ее искать.
Дроздов схватил карту памяти и начал ломать ее на мелкие кусочки, яростно говоря при этом:
– В ногах валяться буду! Ковриком ей под ноги лягу! Под дверью ее квартиры ночевать буду! Под окнами жить устроюсь, пока она меня не простит!
– Дай-то бог, чтобы еще не поздно было! – пожелала я ему и напомнила: – Насчет денег не забыли?
Игорь Николаевич полез за бумажником, но Николай Петрович остановил его и позвал:
– Петруша!
В дверях тут же появился Петр, и Сомов, жестом подозвав его, что-то прошептал ему на ухо.
– Сейчас, шеф! – кивнул Петр и ушел.
А Николай Петрович сказал мне:
– Так вот зачем тебе именно мои люди понадобились! Не доверяла ты Витьке!
– Не доверяла! – согласилась я. – Потому и не хотела, чтобы он про диски с кассетами даже знал, не говоря уж о том, чтобы в руках держал. У меня, конечно, черный пояс по карате, но такой подонок, как Базаров, науськал бы на меня своих людей и, пока я с ними разбиралась, уехал бы с сумкой. А это в мои планы не входило!
– Голова ты, однако! – одобрительно сказал Сомов.
Тем временем Петр вернулся с «дипломатом» и положил его на колени Николаю Петровичу. Сомов открыл его и, достав оттуда банковскую упаковку стодолларовых купюр, протянул мне:
– Держи! Для другого дела брал, но вот для этого сгодились. Как раз к месту пришлись!
– Не многовато? – ошеломленно спросила я. Нет! Деньги я нежно и трепетно люблю, но это было уже чересчур!
– Брось! – покривился Николай Петрович. – Не милостыню подаю! Честно заработала!
