Так он шел в течение нескольких часов при наглухо затянутых шторках; только по полусонному ритму колес можно было догадаться, как медленно движется вперед поезд. Больше уже никто не входил на остановках, да и не выходил. Хотя Агнесса по-прежнему никого не видела, никого не слышала, она угадывала, что в соседних отделениях сидят люди, незнакомые спутники, лиц которых она не могла себе представить. Ночью стало свежо, и это было единственной приметой, указывавшей, что проделан уже немалый путь.
В Мулэн прибыли около одиннадцати часов ночи. Агнесса сразу устремилась к выходу, но, проходя коридором, с удивлением заметила, что прочие пассажиры остались сидеть на своих местах. Она притронулась к ручке двери, нажала ее, но дверь не открылась, и Агнесса не сразу поняла, что двери заперты на засов. Снаружи грубо постучали два раза свирепым стуком, и Агнесса отошла. Она вернулась на место и села.
Сидевшая рядом женщина догадалась о ее беспокойстве и объяснила, что во всех вагонах двери наглухо закрываются, контроль производится внутри вагона постепенно и что на это уходит не менее часа...
- Дело в том, что у меня нет аусвейса! Просто меня вызвали из Парижа телеграммой, извещающей о смерти одного моего родственника. Мне говорили, что надо просить пропуск в Мулэне.
- Верно, - подтвердил чей-то голос, - но Мулэн в свободной зоне у французских властей. А здесь оккупированная зона.
- Господи, где же мне нужно было сходить?
Ей ответило несколько человек, причем каждый называл другую станцию; Агнесса побоялась надоесть пассажирам своими бесконечными расспросами.
- Но ведь никто толком слова не скажет, - произнесла она извиняющимся тоном.
- Ничего, они скажут.
Агнесса поняла, что "они" значит немцы. После этой фразы, завершившей беседу, вагонный люд снова растворился в синеватом полумраке, снова замер в терпеливой неподвижности.
Всем своим существом, физически, Агнесса ощутила смятение, она почувствовала себя обездоленной, и чувство это стало еще острее, когда дверь открылась, пропустив в вагон немецкого офицера в сопровождении двух солдат. Свет электрического фонарика упирался поочередно в лица пассажиров, глаза ослепленно моргали, бумажка из голой руки переходила в руку, облитую перчаткой, затем аусвейс возвращался владельцу или же невидимые во мраке уста изрекали краткий приговор и прерванное на миг шествие робота с двумя сателлитами возобновлялось вновь.
Агнесса ждала своей очереди. Очередь наступила. Заявления, что она едет без аусвейса, оказалось достаточно, чтобы незамедлительно очутиться на перроне вокзала с чемоданом в руках, под охраной солдата в каске с ремешком и автоматом на груди. "Мой первый немец", - подумала Агнесса, шагая рядом с солдатом, как будто те, что выставили ее из вагона и чьих лиц она не успела рассмотреть, были не в счет... Ей захотелось разглядеть "своего немца", но в темноте она тоже не сумела различить его физиономию.
