и Пьеро ди Козимо.
[2] Однако великолепие рококо только усиливало в Ренальдо чувство чужого превосходства и по мере приближения к трону все больше отравляло графу жизнь.
Перед ним, смешно развалившись на изысканном, обитом красным бархатом ложе, Филанте неторопливо отрывал от кисти зеленые, прохладные на вид виноградины. Изборожденное морщинами и ужасными синими венами нагое тело Филанте могло вызвать лишь отвращение — по крайней мере по сравнению с другими обитателями „облака“. Сухопарый старик был почти лысым, за исключением грязновато-серых пучков волос над ушами и на самой макушке. Его лицо с длинным носом, обвисшими щеками, тяжелой челюстью и застывшим в улыбке ртом походило на лицо идиота. Но если бы кто-то отважился заглянуть в его близко посаженные серые глазки, то обнаружил бы, что они светятся коварством и умом. Проворно прикрывая пурпурной лентой поросшую седыми волосами промежность, император протянул левую руку.
— Можешь поцеловать мое кольцо, Ренальдо, — провозгласил он. — Мы понимаем, что Крылатый Шут больше всего благоволил сегодня тебе.
Проглатывая гордость (и комок в горле), Ренальдо опустился на колени на верхней ступеньке беседки и поцеловал протянутое кольцо. Не без зависти граф заметил в оправе огромный звездный огонь. „Проклятый Филанте! мысленно выругался Ренальдо. — Все-то у него непременно самое большое и дорогое!“. Впрочем, поднимаясь, граф улыбнулся: звездный огонь „Юлий Цезарь“ был все же и крупнее, и красивее.
— Ах, ваше величество, — замурлыкал Ренальдо, размышляя о том, знает ли старый черт о том, что величайшая драгоценность найдена и выставлена на продажу, — какое наслаждение быть приглашенным в это святилище! Ваша доброта ошеломляет меня.
— Как всегда, Ренальдо, — добродушно улыбнувшись, заметил Филанте, тебя так и распирает от дерьма. Но нам это нравится, — добавил император, так что можешь подняться.
— Благодарю вас, ваша светлость, — проворковал Ренальдо, отчаянно подавляя внезапное желание расплющить костлявому старику не в меру длинный нос.
С ворчанием гость выпрямился, а затем занял неудобное место, предложенное ему одним из сатиров — довольно смазливым малым, если бы не уродливые копыта и козлиные ножки.
— Итак, Ренальдо, — начал император, задумчиво разглядывая новую виноградную гроздь, — на что потратишь свой злополучный выигрыш?
Поведение Филанте наводило на мысли о чем-то гораздо большем, чем его бесхитростный вопрос. Намеренно помолчав немного, Ренальдо нахмурился.
