— Скорее, скорее расскажите нам о своей поездке в Испанию, — голос Алисы оказался неожиданно хриплым, с легким придыханием, — мне не терпится услышать об этом диком испанце.
Ранульф неодобрительно хмыкнул. — Этот дикий испанец, как ты его пренебрежительно называешь, может выжить меня из Морнингтон Холл. Отец поступил не лучшим образом, скрывая от нас все эти годы его существование.
— Вот именно! — взорвалась Гайнор. — Тебе, Алиса, ничего не стоит развлекаться. У тебя не отнимают наследство.
— Но ведь и ты, поскольку ты женщина, не можешь на него претендовать, парировала Алиса, и злобный огонек на миг сверкнул в ее глазах. — Самое худшее, что с тобой может произойти, то, что наш новый повелитель сократит тебе расходы, и ты не сможешь тратить так много на тряпки. И это было бы совсем не дурно. Может быть, тогда ты проявишь чуточку вкуса.
Удар был нанесен мастерски, в язвительной эскападе Алисы была доля справедливости. Черные облегающие лосины придавали фигуре Гайнор некоторую полноту, а кричащий оранжевый цвет ее длинной туники не совпадал с нежными чертами ее лица. И наоборот, серебристо-серый свитер Алисы, заправленный в панталоны пронзительно черного цвета, лишь подчеркивал ее поразительную красоту.
— Алиса! Дети! — в голосе леди Морнингтон прозвучал мягкий упрек. Остановитесь, пожалуйста, я не допущу дурных манер при гостях.
— Боюсь, что вы застали нас в самый разгар… дискуссии об изменившихся обстоятельствах нашей жизни. В последние дни такое случается нередко, проговорила хозяйка извиняющимся голосом, обращаясь к Корделии. — Вся эта история здорово взвинтила нам нервы.
Корделия поймала себя на том, что смотрит на ситуацию глазами Гиля Монтеро. Однако она постаралась быть объективной, напомнив себе, что все семейство находится в состоянии стресса. Все их ожидания и надежды оказались перечеркнуты смертью Жиля Морнингтона, и теперь им было очень тяжело приспособиться к новой ситуации, никак не сочетавшейся с их устоявшимся представлением о собственном статусе.
Приход горничной с чайным подносом заставил все семейство оборвать разговор. Воцарилось тягостное молчание.
— Спасибо, Джули, я разолью сама, — сказала леди Морнингтон. Когда она подошла к Корделии, та ощутила хрупкость изящной фарфоровой чашечки в своих пальцах и даже испугалась, что, сжав слишком сильно, может ее раздавить.
Тем временем леди Морнингтон обратила свой взгляд, выражавший нервную настороженность, на Брюса.
