Быть может, он тосковал по парижскому небу. Такая догадка могла возникнуть при чтении его завещания, по которому он назначил крупную сумму для сооружения мавзолея на кладбище Мон-Луи. Так как покойный был честным человеком и не хотел совершать должностных злоупотреблений, то богатства он не нажил, скопить денег не успел, ибо умер рано и сыну оставил весьма скромное состояние. Сумма, назначенная отцом на вышеуказанные погребальные расходы, была непомерно велика в сравнении с наследством. Это не остановило Флорана: раз такова воля главы семьи, он должен ее выполнить. Еще не закончились формальности по вводу в наследство, кстати сказать весьма несложные, а по распоряжению сына уже был заложен первый камень мавзолея. Флоран не был богат, Лидия принесла ему приданое самое незначительное, у них были дети, будущее казалось ему ненадежным, и все же Буссардель младший рад был осуществить последнюю волю умершего. Это завещание задевало многие струны в его душе.
И вот теперь мавзолей был достроен, а войны все еще не позволяли и думать о том, чтобы перевезти прах отца, и, таким образом, этот предусмотрительный человек обладал склепом, о котором мечтал, потомки его в мыслях уже распределяли там места, но сам завещатель все не мог туда попасть.
- Душенька, - сказал Флоран, когда они подходили к своему кварталу, вот увидишь: будущее покажет, что отец был прав. Я единственный его сын, и на мне лежит ответственность за продолжение нашего рода, но с помощью божьей мы с тобой, душенька, не дадим фамилии нашей исчезнуть.
И снова перед ним возникло смутное видение, тень младенца мужского пола, которого им необходимо произвести на свет. Флоран сказал, немного понизив голос:
- Мы сегодня собирались поехать в Итальянский театр - он уже открылся. А не лучше ли нам провести вечерок дома?
Лидия вскинула на него глаза, он улыбнулся, она густо покраснела и отвела взгляд.
Она ничего не ответила, только склонилась к нему и крепче оперлась на его руку: ей приятно было чувствовать, какой он сильный. Они шли молча, тесно прижавшись друг к другу; перед ними была единая цель, но для каждого она принимала иной облик. Флоран мечтал о взрослых сыновьях, чьи имена в будущем вырежут внутри часовни на мраморной, сейчас еще нетронутой доске. А Лидия мечтала о младенцах, думала о родах и крестинах, о кормлении грудью, об утомительных и сладостных материнских трудах, об опасных болезнях, подстерег тающих детей.
