Минк отступил назад, в тень. Сейчас толстяк был ему виден как на ладони. Между ними не больше тридцати футов. В левой руке Игенко держал портфель.
«Давай же, давай, старый дятел, – бормотал про себя Ленни, оглядываясь. – Подходи».
В эти же минуты во дворе главного полицейского участка Левицкого остановили двое штурмовиков с немецкими автоматическими пистолетами в руках. Грубо и отрывисто они осведомились, кто он такой и куда направляется. Потребовали предъявить документы. Левицкий выждал несколько секунд, чтобы дать им поважничать и, раздуваясь от гордости, продемонстрировать силу, а затем резко прервал их громким русским выкриком:
– НКВД, комрад, – пролаял он, уставясь в глаза одному из них.
Тот мгновенно осел, как соломенный тюфяк.
– Комрад, вы русский?
– Да. Si, – бросил Левицкий, мешая русские и испанские слова. – De Madrid, no?[30] Комрад Глазанов?
– Russki?[31]
– Да. Si. Глазанов, НКВД?
– A, si, si. Primo Russki.[32]
– Да, – обронил Левицкий безжизненным голосом.
Они указали на четвертый этаж здания. Он с вопросительным взглядом показал четыре пальца. Испуганные собеседники закивали.
– Gracias,[33] комрад, – бросил Левицкий и вошел в здание.
За двойными дверьми, расположенными под портиком, он увидел лестницу и стал быстро подниматься. Ему пришлось миновать нескольких охранников, но его ни о чем не спрашивали.
На четвертом этаже он прошел по всему огромному сырому холлу, пока не оказался у стола, над которым висел портрет Сталина. В воздухе слоями стоял табачный дым, но за столом была лишь одна женщина, а рядом с ней неуклюжий молодой испанец, праздно баюкавший свой американский автоматический пистолет системы Томпсона.
Левицкий направился прямо к ней. Она удивленно вскинула глаза.
– Комрад, – обратился он к ней звонким командирским дискантом. – Моя фамилия Максимов. Прибыл из Мадрида. Вас предупреждали о моем приезде. Где находится комрад комиссар Глазанов? Не будем терять время. Я только что проделал долгое и утомительное путешествие. Прошу передать в мое распоряжение этого подлеца Левицкого.
Произнося эти слова, Левицкий с интересом наблюдал за широчайшим спектром чувств, пробежавших по лицу женщины за доли секунды. Обретя наконец дыхание и чуть оправившись от шока, она вскочила с места и праздничным голосом выкрикнула:
– Комрад Максимов, я испытываю подлинную радость…
– Я задал вам вопрос, комрад. Будьте любезны ответить. Я сюда прибыл не для того, чтобы выслушивать бессмысленную буржуазную болтовню. Где, к черту, находится ваш Глазанов? Он что, не получил моей телеграммы?
