Играя эти мелодии детских лет, Гуннар Хеде заботился только о том, чтобы придать беглость пальцам. Но вскоре он заметил, что с ним происходит нечто необыкновенное.
У него было такое ощущение, будто в мозгу его царит глубокая тьма, застилая от него прошлое. Когда он что-нибудь пытался вспомнить, ему казалось, что он ищет что-то в темной комнате. А когда он начинал играть, какая-то часть тьмы отступала. Так, незаметно для него самого, тьма рассеялась настолько, что он смог вспомнить детские и школьные годы.
И тогда он решил всецело довериться скрипке, авось, она сумеет полностью рассеять тьму, царящую у него в голове. Так и случилось. С каждой новой мелодией тьма чуть-чуть отступала. Скрипка вела его по прошлому, от года к году, будила в нем воспоминания о годах учения, о друзьях, о развлечениях. Тьма царила в его мозгу, но когда он пошел на нее приступом, вооружась скрипкой, она стала шаг за шагом отступать. Иногда он оглядывался назад, словно для того, чтобы убедиться, что тьма не смыкается снова позади него. Но нет, позади было светло, как днем.
Скрипка заиграла дуэты для фортепьяно и скрипки. Он исполнил лишь по два-три такта из каждого, и тьма отодвинулась настолько, что он вспомнил невесту, время своей помолвки. Он хотел задержаться на этом периоде, но у него не было времени. Предстояло рассеять еще огромный кусок тьмы.
Он заиграл мелодию псалма. Он слышал ее когда-то, будучи в большой печали. Он вспомнил, что слушал этот псалом, находясь в деревенской церкви. Чем же он был тогда так опечален? Тем, что был бедным коробейником и ходил с товарами по деревням. Это была нелегкая жизнь, и вспоминать об этом было мучительно.
Смычок летал по струнам, и снова отодвинулся кусок тьмы. Он увидел бескрайний глухой лес, засыпанных снегом животных, причудливые очертания сугробов, под которыми они находились. Он вспомнил поездку к невесте, вспомнил, что она разорвала помолвку. Все это разом прояснилось в его сознании.
Каждое новое воспоминание не причиняло ни радости, ни скорби. Главное было то, что он вспоминал. И это доставляло ему бесконечное наслаждение.
Затем смычок остановился словно бы сам собой. Он не хотел вести его дальше. И все-таки было что-то еще, что он должен был вспомнить. Тьма все еще не рассеялась полностью.
Он вынудил смычок играть дальше. Тот проиграл две короткие невыразительные мелодии, примитивнее которых ему слышать не приходилось. И где только мог его смычок выучиться подобным мелодиям?
