И снова девушке стало смешно. Вот было бы чудо, если бы из заколдованного замка стали приходить письма. Наверное, пасторша думает, что и горный тролль стал бы писать письма своей пленнице, если бы та, уехав погостить к матери, забыла к нему вернуться.
Впрочем, знала бы приемная мать, сколько весточек она уже получила! Она бы, наверное, за голову схватилась. Вести приходили к Ингрид и во сне, и наяву, в ее видениях. Он оповещал Ингрид о том, что она необходима ему. Он так болен, так болен! Она была убеждена, что он снова теряет рассудок, что ей необходимо вернуться к нему. Если бы кто-нибудь сообщил ей об этом, она тотчас же ответила бы, что ей это известно.
Ее огромные глаза-звезды все чаще устремлялись вдаль. Тому, кто видел этот взгляд, трудно было поверить, что она сможет спокойно усидеть дома.
Впрочем, не так-то уж сложно бывает определить, легко или тяжело у человека на душе. Достаточно заметить лучик радости в его глазах, когда он возвращается с работы или садится отдохнуть у огня. Но в глазах Ингрид этот лучик радости загорался лишь тогда, когда она видела, как прибавляется вода в горном ручье, сбегающем по заросшему лесом склону. Ведь это он прокладывал ей дорогу.
Однажды Ингрид сидела с Карин Ландберг и стала рассказывать ей о своей жизни в поместье Мункхюттан. Карин пришла в ужас. И как только Ингрид могла вынести все это!
Как уже было сказано, Карин Ландберг собиралась выйти замуж. И, как это обычно бывает со всеми невестами, она могла говорить только о своем нареченном. Всему-то он ее обучил, во всем-то она спрашивает у него совета.
Ей пришло в голову, что Улоф говорил ей кое-что насчет Козла, и теперь она решила пересказать все это Ингрид, чтобы отпугнуть ее, если та и впрямь влюбилась в помешанного. И она заговорила о том, до чего странный этот Хеде. Улоф говорил ей, что, когда он прошлой осенью был на ярмарке, какие-то господа там стали утверждать, что Козел вовсе не сумасшедший, а лишь притворяется им ради того, чтобы приманивать покупателей. Но Улоф настаивал, что он и вправду не в себе. Чтобы доказать это, он пошел в скотные ряды и купил там маленького тощего козленка. И стоило Улофу поставить козленка на прилавок, где помешанный разложил на продажу свои ножи, как тот пустился наутек, бросив и мешок, и товары. И все они чуть не лопнули со смеху, видя, до чего он перепугался. Ну возможно ли, чтобы Ингрид влюбилась в этого полоумного?
Наверное, зря Карин Ландберг не остереглась и не взглянула в лицо Ингрид, когда излагала ей эту историю. Наверное, ее насторожили бы хмуро сдвинутые брови девушки.
