Если бы не его старания, она никогда не попала бы сюда. Это было бы невозможно, решительно невозможно. Она была убеждена, что все дело в нем. Никогда прежде не было у нее таких нелепых мыслей. Она всегда думала о нем, но до сего времени у нее никогда не было ощущения, что он где-то близко, что он оберегает ее. Одна лишь мысль не давала ей покоя: когда же он сам наконец появится, ведь должен же он прийти сюда? Не может быть, чтобы он не появился здесь. В этих аллеях оставил он часть своей души.
* * *
Минуло лето, и наступила осень. Приближалось Рождество.
— Мамзель Ингрид! — сказала ей однажды юнгфру Става с каким-то таинственным видом. — Я полагаю, мамзель Ингрид следует знать, что молодой господин, владелец этого поместья, приезжает домой на Рождество. По крайней мере обычно он всегда приезжал, — добавила она со вздохом.
— А ведь ее милость никогда не упоминала о том, что у нее сын! — воскликнула Ингрид.
Впрочем, она нисколько не удивилась. Скорее она могла бы сказать, что всегда об этом знала.
— Никто не рассказывал вам про него, мамзель Ингрид, потому что ее милость запрещает о нем говорить. — И больше юнгфру Става ничего не пожелала добавить.
Но Ингрид и не хотела ни о чем больше расспрашивать. Она боялась узнать что-либо определенное. Она высоко вознеслась в своих мечтах и теперь опасалась, как бы они не развеялись. Конечно, правду знать прекрасно, но она может оказаться жестокой и не оправдать радужных ожиданий. Но после этого студент неотлучно был при ней день и ночь. У нее почти не оставалось времени для других. Она все время должна была быть с ним.
Однажды она увидела, как работники очищают от снега аллею, ведущую к дому. Она почувствовала нечто вроде страха. Стало быть, он явится нынче?
На другой день ее милость с самого утра сидела у окна и смотрела на дорогу. Ингрид расположилась в дальнем углу комнаты. Она не посмела сесть у окна, чтобы не обеспокоить советницу.
— Знаешь, Ингрид, кого я сегодня жду? — внезапно спросила советница.
Девушка молча кивнула. Она боялась, что голос изменит ей.
— Говорила тебе юнгфру Става, что сын у меня со странностями?
Ингрид отрицательно покачала головой.
— Он очень странный… Очень… Но нет, я не могу об этом говорить. Не могу. Увидишь сама.
Эти слова резанули Ингрид по сердцу. Она вдруг ужасно заволновалась. Почему здесь в имении все так необычно? Может быть, она не знает чего-то ужасного? Может быть, советница и ее сын в ссоре? Что же это такое? Что? Что? Она переходила от окрыляющей надежды к глубокому отчаянию. Перед ней снова прошла целая вереница видений, и она вновь почувствовала, что явиться должен он, и никто другой! Она не смогла бы объяснить, откуда в ней эта уверенность, что он и есть сын советницы. Может быть, это совсем другой? О Господи, как ужасно, что она никогда не слышала его имени!
