4
Лена уснула только под утро и проснулась поздно: воскресенье. Она сразу подумала: нужно сегодня обязательно ему сказать все, нельзя скрывать, это нечестно.
В кабинете Владимир Андреевич работал над портретом Журавлева. Лена хотела сразу уйти, Иван Васильевич заставил ее посмотреть на портрет.
- По-моему, похож. Только на самом деле я толще. А глаза мои, это бесспорно.
Владимир Андреевич снисходительно улыбнулся.
- У вашего мужа очень мягкие черты лица, его трудно писать. Но я старался передать внутреннее содержание...
Лена молча вышла.
Зачем он сказал про "внутреннее содержание"? С улыбочкой... Странно, что у Андрея Ивановича такой сын... Неужели на свете много людей, которые все время лгут? Как я...
Пойду сейчас в магазин, куплю Шурочке меду, она любит. Нужно обязательно выйти на воздух, голова тяжелая, ничего не соображаю. А день чудесный. После такой ночи даже не верится... Когда вернусь, художника уже не будет. Я скажу Журавлеву: "Мне необходимо тебе все рассказать..."
День был морозный, ясный. Розовое солнце, как будто нарисованное. Сугробы. Больно глядеть... Обычно такая погода радовала Лену, но сегодня все ее угнетало. Куда ни погляди - снег. А до весны далеко, ужасно далеко! Да и что со мной будет, когда придет весна?..
Поговорить с Иваном Васильевичем ей не удалось: пришел Хитров, и они объявили, что хотя поздновато, но они поедут на охоту. Журавлев, весело подсапывая, сказал Лене: "Может быть, зайца привезу..." Она в душе обрадовалась: приедет он поздно, так что разговор придется отложить до завтра. Это лучше: ведь я еще ничего не решила, не знаю, что ему сказать...
На следующий день было совещание в гороно, и Лена снова отложила разговор с мужем.
Каждое утро, просыпаясь в темноте от покашливания Ивана Васильевича, она сразу все вспоминала и думала: нужно на что-то решиться, нельзя жить в таком состоянии. Потом она шла в школу, уговаривала Мишу Лебедкина приналечь на учебу, спорила с завучем, читала ученикам Некрасова, стараясь их увлечь и сама увлекаясь звучанием печальных слов. Начиналась вторая смена. Потом то собрание родителей, то семинар по марксизму-ленинизму, то кружок самодеятельности. Проходил еще один день.
Иван Васильевич хмурился: ни в чем она не знает меры. Разве можно себя так перегружать? Утром за завтраком или поздно вечером он старался ее развлечь: Брайнин, славившийся своей рассеянностью, пришел на работу в вязаной жакетке жены и, перепуганный, говорил, что он страшно похудел - свитер на нем висит, а потом прибежала его супруга, - одним словом, все чуть не померли со смеху... Иван Васильевич громко и невесело смеялся. Лена старалась улыбнуться.
