Она перевесилась через плетень и стала протяжно звать:
– Антонио! Антонио!
Никакого ответа.
– Ушел на ту сторону участка! – сказала она. – Вот досада! Но ничего. Если хотите, мы все-таки туда проберемся. В изгороди есть дырка – козий лаз.
Она пошла вдоль изгороди, весело разбрызгивая лужи.
– Когда я была маленькая, то никогда не ходила через калитку, а непременно лазала через изгородь. Сколько раз шлепалась в лужу, особенно после дождя, когда скользко! Я была настоящий бесенок, вы не поверите! Теперь и не скажешь, правда, сеньор настоятель? Ах, скоро я буду совсем старухой! – И, повернувшись к нему, она повторила с улыбкой, блестя белыми зубами: – Ведь верно? Я уже старая!
Амаро улыбался. Ему трудно было говорить. Солнце пекло затылок, он немного захмелел от выпитого у аббата вина, и его охватило ленивое томление; каждый изгиб ее тела, вид ее плеч, ее шеи возбуждали в нем сильное, все нарастающее желание.
– А вот и козий лаз! – сказала Амелия, останавливаясь.
Это был узкий пролом в изгороди. По другую ее сторону, образуя как бы ступеньку, шла глинистая низина, вся покрытая скользкими лужами. Отсюда была видна усадьба Сан-Жоанейры: ровный луг в белых звездочках маргариток, потом оливковая роща; черная пятнистая корова паслась на лугу, а вдали видны были островерхие крыши дома и сараев и над ними стаи воробьев.
– Что же теперь? – спросил Амаро.
– А теперь надо прыгать! – отвечала она, смеясь.
– Гоп-ля! – крикнул он, приподнял плащ и прыгнул, поскользнувшись на мокрой траве. Тогда Амелия, звонко хохоча, стала махать ему рукой, словно на прощанье:
– А теперь всего хорошего, сеньор падре Амаро, я иду к доне Марии. Вы арестованы в усадьбе. Вспрыгнуть наверх вы не можете, калитка заперта. Сеньор настоятель попал под арест!
– О менина Амелия! О менина Амелия!
Она запела, поддразнивая его:
Томлюсь я одна на балконе,
А мой милый томится в неволе!
Эти веселые ужимки волновали священника; протянув к ней руки, он ласково сказал:
– Прыгайте ко мне!
Она сказала капризным детским голоском:
– Ой, я боюсь! Боюсь!
– Прыгайте, менина!
– Держите! – крикнула она вдруг, прыгнула и ухватилась с легким криком за его плечи. Амаро поскользнулся, но устоял и внезапно, почувствовав ее тело в своих объятиях, страстно прижал ее к себе и впился губами в ее шею.
Амелия вырвалась и, тяжело дыша, с пунцовыми щеками, стояла перед ним, машинально приглаживая волосы и поправляя на груди дрожащими пальцами шерстяную накидку. Амаро сказал:
