Луиза вопросительно взглянула на меня.
– Мы еще не закончили прием… – нерешительно ответила она. – Может быть, вечером?..
– Да, разумеется, – поспешно согласился г-н Холберг. – Простите меня, ради Бога, я действительно забыл, что у вас хватает работы. Да, вот еще что… – он вдруг болезненно поморщился и на мгновение закрыл глаза. – Доктор Вайсфельд, на правах знакомого и соседа… Нет ли у вас каких-нибудь глазных капель? От воспаления. Старая история, у меня от яркого света болят глаза. Прежняя моя работа – да и последующие несколько лет жизни – располагали к ночному образу жизни… – в этих словах мне почудился какой-то скрытый смысл. – По сей день я предпочитаю пасмурные дни или сумерки. Сумерки, канун ночи – вот лучшее для меня время. А сегодняшнее солнце я переношу с трудом. Помогите чем-нибудь.
Я не успел ответить. Луиза подошла к большому шкафу с лекарствами, быстро просмотрела стоявшие там пузырьки.
– Марганцовка, – сказала она. – Сядьте на кушетку, я вам сейчас промою.
Г-н Холберг подчинился. Луиза промыла ему глаза, промокнула бумажной салфеткой.
– Все в порядке, – сказала она. – Я дам вам с собой пузырек. И салфетки.
– Да, спасибо. Так в котором часу вы заканчиваете сегодня работу? – спросил он.
– В восемь, – ответил я.
– Значит, ровно в восемь я буду вас ждать. Здесь, в коридоре, – он улыбнулся Луизе, стоявшей перед ним. – Затем мы с доктором вас проводим – вы ведь собираетесь домой, верно? – а вы по дороге ответите на несколько моих вопросов. Договорились?
Луиза замешкалась с ответом. Видимо, ей не хотелось участвовать в расследовании в качестве то ли свидетельницы, то ли подозреваемой. Тем не менее, она молча кивнула. Холберг поклонился нам и стремительно вышел из кабинета – так что полы его нелепого плаща поднялись подобно крыльям.
Мы одновременно посмотрели друг на друга.
– Странный человек, – сказала Луиза. Я мысленно с ней согласился, хотя ограничился неопределенным пожатием плеч. – Вы заметили, доктор, он не использует слова «нацисты», когда говорит о нынешних властях. А ведь сам из Германии… Он говорит: «немцы», словно подчеркивая тем свое еврейство. Думаю, господин Холберг очень любил полицейскую работу и тяжело переживает ее утратой. Потому и начал так азартно играть в великого сыщика. Он кажется смешным. Вы со мной согласны?
В первый момент слова Луизы меня удивили. Но в них был резон. Правда, меня несколько покоробило презрение к занятиям бывшего полицейского, сквозившее в замечании моей помощницы. Все-таки, мой новый сосед вызывал у меня симпатию.
