Прошлой осенью Коэн отправился на охоту. Вовсе не за новыми дэйлор, а подстрелить дичинки себе на ужин. Денек выдался дождливый, капли назойливо щелкали по макушке, по плечам. Шелестел пестрый ковер мокрых листьев. И внезапно Коэн разглядел высунувшуюся из-под опавшей листвы белую руку.
– Вот те раз, – пробормотал он себе под нос. Спешившись, огляделся – вокруг было тихо. И принялся раскапывать бедолагу, проклиная стрелы нелюди.
«Не иначе, по грибы ходил», – думал Коэн, энергично разгребая листья, – «вот и доходился».
Мертвец лежал на животе, уткнувшись лицом в землю; а в спине зияла свежая рана. Коэн аккуратно отодвинул обрывки одежды; оказалось, что и умер-то мужик не от честной стали. Вокруг кровавой прорехи в слабой человеческой плоти расползся струпьями ожог; Коэн почувствовал себя неуютно. Такую рану мог оставить маг, а маг дэйлор поблизости от Талипо – скверная штука.
Коэн перевернул убитого на спину, стряхнул комья грязи с лица… И остолбенел. Потому как перед ним лежал дэйлор, причем самый настоящий.
– Тьфу, погань какая, – буркнул парень. Это ж надо! Он раскапывал дохлую нелюдь. Вместо того, чтобы выслеживать аппетитного олешку…
Отряхнув руки и на всякий случай вытерев их о жухлую траву, Коэн подошел к лошади, подтянул подпругу… Слух различил тихий, хриплый стон.
«Жив, значит», – Коэн покачал головой, потрогал охотничий нож, удобно сидящий в ножнах. Можно было просто уехать, но можно и добить нелюдь – все ж таки тварь живая, и, наверное, страдает.
Стон повторился. Затем – шорох. Белая рука дэйлор слепо шарила по листьям.
Коэн достал нож, присел на корточки над умирающим, готовясь нанести последний удар… Но в этот миг дэйлор открыл глаза.
Взгляд оказался на удивление чистым, осмысленным. И было в этом взгляде нечто такое… Коэн даже потом так и не смог объяснить, почему не отрезал нелюди голову, а взвалил тяжелое тело поперек седла и поспешил домой.
«В конце концов, я его выхожу – и продам. Чем не прибыльное дело?»
Он уложил нелюдя на свою кровать, промыл и перевязал рану – казалось, что никакие жизненно-важные органы не задеты. Разве что крови много вытекло, пока дэйлор валялся там, в лесу. Дышал раненный часто, но совсем неглубоко; лицо по-прежнему оставалось землито-серым. И Коэн, поразмыслив, влил ему в рот глоток самой крепкой браги, какую только нашел в своем холостяцком жилище.
Этот «эликсир жизни» подействовал почти мгновенно. Дэйлор захрипел, закашлялся, на губах выступила пена – Коэн невольно попятился, а ну как нелюдь болен чем заразным?.. Затем, глубоко вздохнув полной грудью, он открыл глаза и уставился на Коэна тяжелым, мутным от забытья взглядом.
