Тяжело было после относительного благополучия вновь переходить на хлеб и воду. Не понимала она, почему умный, современный и предприимчивый Влад оказался не нужен государству, почему взлетел на воздух крупнейший завод страны. Никак не вязалось это с ее представлениями о цивилизованном обществе.
Однажды Ольга зашла к ней с мальчишками. Римма Ивановна неожиданно для себя отметила, что мальчики-то довольно противные. У них были дребезжащие, ржавые голоса, от них неприятно пахло мятными жвачками. Они бегали по коридору, топая, как слоны. Ольга сделала им замечание, и Римма Ивановна вдруг почувствовала, как лицемерны, неискренни ее слова. Ольга осведомилась о ее здоровье (не собирается ли она наконец умереть), а потом вдруг села на диван и без разрешения закурила. Римме Ивановне не понравилось, что у Ольги дрожала рука с длинными уродливыми ногтями, покрашенными в перламутровый цвет, и дергалась щека вместе с углом широкого, вульгарно накрашенного рта. Она вынула из сумки белый бумажный стаканчик и стала стряхивать в него пепел, который все равно в большом количестве падал на пол. Наконец решила взять быка за рога, напряглась всем телом, даже соски упругих молочных желез набухли, выпирая через тонкое грязно-белое летнее платье (она была без лифчика, и это тоже не нравилось Римме Ивановне), выдавила из себя бездарный ультиматум (ей было далеко до Талейрана): или Римма Ивановна оформит на квартиру дарственную, или же ежемесячное пожизненное пособие уменьшится в два раза.
Кровь ударила в голову Римме Ивановне, и она почувствовала, как глухо звучит под рваным халатом ее сердце. Ольга поняла, что перегнула палку, пошла было на попятную, начала криво улыбаться. Крашеный рот опять причудливо задергался, и вдруг она упала на диван и зарыдала. Она кричала, что ей давно уже ничего не надо, что она выросла в коммуналке, что всю жизнь ее унижали, что старается только для мальчишек, которым надо где-то жить. Римма Ивановна узнала к тому же, что у Ольги какая-то совершенно особая, гадкая и удивительно жестокая свекровь.
На следующий день Римма Ивановна сняла с Влада завещание и написала об этом в записке, которую положила ему в почтовый ящик. На ящике краснела цифра "66", и Римма Ивановна, обычно чуждая мистики, подумала о том, что не хватает еще одной шестерки. Эта цифра, кроме того, напомнила ей о ее возрасте.
Ольга пришла через месяц - страшная, заплаканная, с синими мешками под глазами. Сказала, что Влад ушел от нее, две недели жил у матери, а теперь завербовался в бригаду старателей и улетел на Колыму. Перед отъездом он пришел к ней за рюкзаком и устроил скандал. Кричал, что квартира пропала из-за нее (она так и сказала: "квартира пропала"), что он никогда ей этого не простит. "Только вы можете вернуть его, - заныла Ольга. - Еще не все потеряно. Он вернется с большими деньгами и будет платить во много раз больше, чем раньше. Вы тогда обиделись, но ведь и я не виновата. У меня дети". Уловив холодный взгляд Риммы Ивановны, она неожиданно перешла на крик: "Мы вам поверили, а вы нас обирали! Мои дети голодали, а вы тянули с нас последние деньги!" Римма Ивановна молчала. Тогда Ольга завопила еще сильней: "Старая сволочь, ты заранее знала, что так будет, заранее все продумала! Насосалась нашей крови, гадина! Отдавай теперь все деньги назад!" Римма Ивановна медленно и тихо сказала, что с каждой пенсии будет отдавать по двадцать тысяч (больше, к сожалению, не сможет) и тогда за несколько лет вернет все деньги назад. "Скорей бы ты сдохла, падла", - сказала Ольга на прощание.
