– Ты знаешь, после того, как нашли тебя, к нам в больницу доставили одного бомжа, попа-расстригу. И он такие вещи говорил, которые с тобой как бы переплетаются. Тебе не кажется это странным? И Светоярова он же упоминал, вот что странно…
– Боже великий и благодатный, освети мой путь, а я пойду за тобой, ибо, когда теряются в лесу, идут по солнцу Я человек, заново родившийся, пришёл к тебе, Светило… Пришёл, потому как мир, в котором я побывал, разрушил мою прежнюю жизнь, разрушил представления о мире и заронил в душу мою сомнения. Только вот найду ли ответы? Наверное, когда-то найду, потому как предки наши находили и жили по солнцу – оттого и помыслы и лики их чисты были… Я ничего не стану просить у тебя, только одного – тепла в душу мою. Потому как тепло моё осталось в той ярко прожитой жизни, в моём беспамятстве. Но мне нужно тепло твоё в этой жизни, в которой я живу. Потому что душевный холод мой сейчас не даёт мне жить, и холодом веет от меня повсюду, наказывая моих близких и родных печалью. Я буду встречать и провожать тебя, как это делали мои предки, как это делали Ведея и Невзор. Я хочу вспомнить настоящую свою жизнь. Это не даёт мне покоя, не даёт мне спать, не даёт любить. Тепла дай в душу, чтобы нести его близким. Мне непросто смотреть, как страдает Валентина, глядя на меня. Мне непросто стало жить… Дай мне памяти, дай мне своего тепла да терпения!
Лучи уже поднялись и легли на плечи Лешего, позолотили непокрытую голову. Холода он не чувствовал, стоя в снегу на крутом берегу реки. Белое одеяние по противоположному берегу реки резало глаза, а вдалеке одиноко стучал на сосне дятел. Никто не потревожил его в первой молитве, к которой он сам пришёл в первый раз. Пришёл один и без чьего-то научения протянул к небу руки, к заснеженной реке и лугу.
У дома стояли Валентина с Севой, смотрели на Дмитрия и молчали.
– Замёрзнет, надо его позвать. – Она было рванулась к Лешему, но Сева удержал её за руку.
– Не надо… Видишь, человек с небом говорит, не вмешивайся. Значит, ему так надо – он сейчас себя ищет. И я верю: найдёт.
– В уме ли он? – глянула на доктора.
– Нет, он не сумасшедший, но для него та его жизнь, которую он прожил в коме, была лучше этой. Потому он её и забыть не может.
Наверное, он там был счастлив. Только Валентина не хочет смириться с этим, но оно и понятно: двадцать лет так просто не выкинешь.
– Надо больше его расспрашивать и не давать оставаться одному со своими мыслями. Тут таблетки бессильны. Нужен другой подход. Потеря памяти – это всё временно. Вспомнит он…
