– Хорошо. – Энн тяжело вздохнула. – Тебя я знаю дольше, чем Боба. Помнишь, мы как-то говорили о том, что усатые мужчины ужасно целуются?
– Конечно помню! Мы тогда еще проводили эксперимент.
Энн улыбнулась воспоминаниям.
– Так вот, ты же видела, Боб носит усы...
– Понятно. А как у вас?.. – Клер многозначительно промолчала.
– Нормально. Он делает все, что я хочу.
– В общем, у вас никак, – резюмировала Клер. – Слушай, бросай ты Боба и начни встречаться с этим искусствоведом. Как его там?
– Фредерик.
– Замечательное имя.
– Я не могу бросить Боба!
– Почему это?
– Потому что... – Энн запнулась. Она хотела сказать «потому что я его люблю», но что-то помешало. Когда пауза стала совсем неприличной, она нашлась: – Потому что мы столько времени были рядом.
– И что? – невинно спросила Клер.
– Конечно же ничего! – Энн тяжело вздохнула. – Я и сама знаю, как глупо это звучит. Пойми, Боб – часть моей идеальной жизни. У меня должна быть хорошая работа, хороший жених, хорошая сестра, хорошие знакомые.
– И безумная подруга, которая будет говорить тебе: «Бросай все это и сойди с ума хотя бы раз в жизни», – дополнила Клер.
– Мне нравится моя жизнь! Я всегда знаю, что будет со мной через день, через неделю, через год...
– Только не говори, что наметила себе дату смерти! – попросила подруга.
– Так далеко я еще не заглядывала, – огрызнулась Энн. – Если я сейчас брошу Боба, все это полетит в тартарары!
– И пусть летит. Что тебя держит? Мужика нового ты себе легко найдешь. И такого, чтобы после одного поцелуя прибегать домой и начинать истерику. Скажи только, что тебе нравится спать с Бобом!
– Нравится.
– Тогда скажи, что тебе не надоедает секс с ним.
На этот раз Энн предпочла промолчать.
– Вот видишь! – тоном победителя в философском диспуте сказала Клер. – К чему беречь то, что не доставляет никакого удовольствия? Да и потом, мужчина – это еще не вся жизнь. Кто знает, может быть, если ты избавишься от этого балласта с усами, у тебя откроются новые перспективы?
– Я боюсь, что, если я избавлюсь от, как ты выразилась, балласта, вся моя выверенная, выстроенная жизнь рухнет.
– И пусть! Зачем тебе жизнь, в которой нет риска, в которой нет игры?
– Риску я предпочитаю спокойствие. Уже один раз все в моей жизни рухнуло. Больше я не хочу, спасибо.
– Если ты о смерти родителей...
– Да, именно о ней. Если бы они не погибли, я бы уже была доктором юридических наук.
– Я все понимаю, Энн. Тебе до сих пор тяжело. Мало своего горя, так еще и Кэтрин на руках... Но, дорогая моя, скажи, смогла бы ты собой гордиться, закалился бы твой характер, если бы тебе не выпали такие испытания?
