— Я вижу, что многие из вас до сих пор не в силах оторвать взгляды от моей игрушки, — заявил он и опустил бледную ладонь на рукоятку меча. — Что ж, прекрасно. Я хочу, чтобы потом мы смогли сосредоточиться на разработке планов, и поэтому покажу его сейчас.
Последнее слово вырвалось из горла Темного короля воплем, он мгновенно вскочил. И Марку показалось, что Мыслебой, когда король выхватил его и воздел над головой, издал глуховатый рев, подобный голосам множества людей, радостно кричащих где-то вдалеке.
Даже здесь, в тускло освещенной и дымной от факелов палатке, полированная сталь торжествующе сверкала, ослепляя сияющими лучами. Марк никогда не видел да и вообразить не мог, что когда-либо увидит нечто столь прекрасное. Подобно всем собравшимся за столом, он вскочил, не обращая внимания на упавший стул.
И в этот момент Ослепитель, который Марк придерживал ладонью, наполовину выскочил из ножен, словно желая принять брошенный своим собратом вызов.
Но Марк не мог оторвать взгляда от Мыслебоя. Исходящая от него чудовищная сила неумолимо притягивала, бессловесно требуя, чтобы он бросил свой меч к ногам Вилкаты, а затем пал на колени и сам, клянясь в вечной верности Темному королю. И Марк действительно, лишь отчасти осознавая свои поступки, снова опустился на колени, окруженный чародеями, которые поступили так же.
Торжествующий рев Мыслебоя заглушил все прочие звуки, сверкание его лезвия ослепило все глаза.
Марк мучительно пытался вспомнить, зачем пришел в лагерь, зачем проник в эту палатку… но какой бы ни была причина, сейчас она не имела значения. Главное, что сейчас, с этой секунды, он должен начать новую жизнь на службе у Вилкаты. Об этом твердила ему сияющая сталь, этот прославленный меч, эта самая прекрасная вещь под небесами или на небесах. Такой меч не может лгать.
Ощущал он и некую опасность — его могут бросить, не взять с собой, если он не принесет клятву верности немедленно, как это делают сейчас окружившие его коленопреклоненные фигуры. Голоса, звучавшие недавно столь цинично, теперь охрипли от страсти, бормоча самые причудливые клятвы. Но что удерживает его, Марка? Наверное, с ним что-то не в порядке или нечто внутри него непростительно другое.
Он раболепствовал на полу вместе с остальными, что-то выкрикивал, но при этом знал, что его клятвы ничего не значат, потому что неискренни. Почему же он медлит? Как такое может быть? Ведь он обязан, причем немедленно, отдать себя душой и телом Темному королю. Как славно будет сражаться и завоевывать во имя него! И какой безупречной станет смерть — любая смерть — за такое дело! Пока этот сверкающий меч ведет человека за собой, ему нечего бояться. Впрочем, есть лишь одно, чего следует страшиться — если он каким-то образом упустит столь блистательную возможность, и тогда его ждет самая обычная, ничем не примечательная смерть, а жизнь окажется прожитой напрасно.
