— Посмотри же на меня и скажи, неужели ты не узнаешь ту, кого звал своим добрым гением, там, на берегах Бренты?
Гуссейн повернул принцессу лицом к лампе и, положив ей руки на плечи, стал пристально всматриваться. Вдруг он откинулся назад. На его лице изобразилось изумление, смешанное с радостью, а растопыренные руки застыли на месте.
— Ты… та самая Леонора?! — воскликнул Гуссейн-паша.
— И помнишь ли, как она умоляла хозяина отпустить тебя домой без всяких условий? А ты, увидев открытую дверь на свободу, положил её ручку себе на лоб и поклялся исполнить любую её просьбу. Так?
— Да, так, именно так.
— Что бы она ни попросила, помнишь?
— Помню! Говори, Леонора, приказывай. Для тебя у меня нет невозможного. Приказывай!
И он подошел к ней, протянув руки. Ее лицо обдало горячее дыхание турка, его пальцы жадно щупали шелковый корсаж.
— Ты отвечаешь женщине, Гуссейн, а тебя спрашивает дитя.
Турок отступил на шаг.
— Ты — дитя? Да разве я виноват, что ты — прекраснейшая из женщин. Лань входит в логово льва. Я тебя не отпущу!
Он снова протянул было руки, но она отскочила и выхватила из корсажа золотую булавку.
— Еще шаг, и я скажу, что ты подлец, желающий овладеть женщиной, которая ему доверилась, предатель, который не держит слова. Гуссейн что-то прорычал, но уступил.
— Чего ты хочешь? — с усилием произнес он.
— Свободы одному человеку.
— Какому человеку?
— Тому, кого отдали арабу.
Гуссейн помолчал, затем произнес:
— Я обещал, значит, я повинуюсь.
— Вот теперь ты снова стал прежним Гуссейном.
Леонора коснулась руки Гуссейна.
— Благодари Бога, — сказала она, — что Он создал тебя великодушным. сделай ты сейчас один шаг — и ты был бы мертв.
— Ты меня убила бы этой ручкой? Да у тебя же нет оружия!
— Кто знает? — ответила она, дотронувшись до золотой булавки, приколотой к корсажу. — Есть булавки получше кинжалов.
Гуссейн провел рукой по бороде.
— Где твой араб?
— В галерее.
— Хорошо. Жди, сейчас неверного приведут из тюрьмы.
Он хлопнул в ладоши и велел вошедшему негру привести Кадура и пленника. Через несколько минут перед ним уже находились Югэ и Кадур.
— Кто владеет сердцем женщины, — сказал Гуссейн-паша, — тот имеет незримого ангела. Женщина захотела, чтобы ты стал свободным, — обратился он к Югэ, — и ты им будешь.
Паша шепнул на ухо негру несколько слов. Тот вышел и быстро возвратился с двумя слугами, принесшими тюк с разнообразным одеянием.
— Одевайтесь. — сказал Гуссейн-паша. — Не надо привлекать внимание тех, кто видел, как вы сюда входили.
