Но конечный смысл революции Быстрову ясен.
— Счастье.
— А что такое счастье?
Ну это-то Быстров знает, он читал об этом и сам это постиг:
— Борьба!
— Допустим, хотя я с вами и не согласен. Вы революционер, возможно, вы действительно находите счастье в борьбе… Но вот ваши дети… У вас, кажется, есть дети?
— Да, от первой жены. — Быстрову не нравится вопрос. — Мальчик и девочка.
— А как представляете вы счастье своих детей?
— Ну как… Чтоб все у них было. Чтоб хорошо учились… — В голосе Быстрова нет уверенности. — Ученье, конечно.
— Гм! Я что-то не представляю счастья в виде уроков математики или даже лекций по юриспруденции. Вы же говорите — борьба?
— А разве овладение знаниями — не борьба?
— Борьба с таблицей умножения?
Андриевский ставит Быстрова в тупик, разговор-то ведь не на людях, требуется не переговорить противника, а отразить доводы по существу.
— Серьезно, Степан Кузьмич, какой борьбы желаете вы своим детям? — продолжает Андриевский. — Дети нуждаются в конкретных материальных благах.
— Никаких благ не получишь без борьбы!
— Не дети же их добудут себе, вы их обязаны добыть детям.
— Даровое счастье плохо ценится.
— Даже у животных родители заботятся о детенышах, не бросают их в самостоятельную борьбу за существование.
Быстров поколеблен, но Андриевский совершает ошибку.
— В какой борьбе может участвовать, например, Славушка?
— В классовой! — восклицает он. — В классовой!
Мальчик молчит. Революционеру свойственна скромность. Быстров не нуждается в его поддержке. Но он всей душой с Быстровым. В какой борьбе он может участвовать? В классовой! В битвах пролетариата с буржуазией. Сейчас Быстров поставит Андриевского на свое место.
Но встает Андриевский. Высокий, громадный, он гораздо крупнее Быстрова, спиной прислоняется к косяку окна, скрещивает на груди руки, ни дать ни взять — Цицерон перед сенатом.
— Нет, Степан Кузьмич, вы совершаете непростительную ошибку. Ваша партия совершает ошибку. Хорошо, вам удалась ваша революция, вы пытаетесь удержаться у власти. История рассудит, кто прав, кто виноват. Но при чем тут дети? Оставьте детей в покое. Вовлекать детей в политическую игру — преступление…
Быстров молчит, как-то по-мужицки молчит, не будь у него военной выправки, он бы и покряхтел, и затылок почесал, но он не кряхтит и не чешется, только молчит, раздумчиво, выжидательно, и вдруг произносит всего одно слово:
— Вовлекать!
Но как он его произносит! Славушка смотрит на Быстрова во все глаза.
