— …в каковом Губернске предстоит отыскать вдову коллежского советника Марью Петровну Овсянникову для передачи последней писем и личных вещей покойного сына ее Белавинского гусарского полка подпоручика Овсянникова, каковой геройски пал за бога, царя и отечество в боях под городом Плевен, в каковом и похоронен согласно…
— Ради бога, достаточно, — оборвал его ротмистр Крестовский. — Я уяснил суть анабазиса вашего. Что же, маху мы дали, господин Смирновский?
Это тому, партикулярному. Партикулярный чин (а видно было, что не простой это уличный шпион — именно чин), пожав плечами, вытянул из кармана изрядно уже потрепанную бумагу:
— Что поделать, Иван Филиппыч, — сыск… Смотрите, описание ведь подходящее: «Роста высокого, сухощав, бледен, лицо продолговатое, глаза голубые, белокур, в движениях быстр, походка уверенная, может носить усы на военный манер, не исключено появление в облике чиновника либо офицера». Подполковника Гартмана, царство ему небесное, наш как раз и упокоил, в военном мундире будучи…
— Интересная бледность — это у девиц, — сказал поручик Сабуров. — А я всегда был румян.
— Может, это вы попросту загорели, — любезно сообщил господин Смирновский. — А господина Гартмана злодейски бомбою убивая, были бледны.
— Господин Гартман, надо полагать, из ваших? Отдельного корпуса?
— Именно. Питаете неприязнь к отдельному корпусу?
— Помилуйте, с чего бы вдруг, — сказал поручик Сабуров. — Просто как-то так уж вышло, что я по другой части, мундир другого цвета.
— Каждый служит государю императору на том месте, где поставлен, сказала Щучья Морда.
— О том самом я и говорю, — развел руками поручик. — Вай-ана санн![1]
Губы Щучьей Морды дрогнули:
— Па-атрудитесь в пределах Российской империи говорить на языке, утвержденном начальством! Па-атрудитесь получить документы. Можете следовать далее. Приношу извинения, служба!
И тут же рассосались жандармы, словно приснились, миг — и нету, вернулся на свое место пузатый станционный страж, ротмистр со Смирновским повернулись кругом, будто поручика отныне не существовало вовсе, и Сабуров услышал:
— Отправить бы его отсюда, Иван Филиппыч, чтобы под ногами не путался.
— Дело. Займитесь, — сказал Крестовский, ничуть не заботясь, слышит их поручик или нет. — Выпихните в Губернск до ночи сего путешественника. Черт, однажды уже пускали в заграницы таких вот, потом дошло до декабря. Закрыть бы эту заграницу как-нибудь, чтобы — ни туда, ни оттуда…
Смешок:
