Скорбь Сатаны (Ад для Джеффри Темпеста) | страница 53



— Вы большой друг князя Риманца? — спросила она ласково, когда я сел.

— Да, мы большие друзья; он чудесный товарищ.

— Могу себе представить!

И она бросила взгляд в его сторону. Он сидел рядом с ее отцом и о чем-то горячо говорил тихим голосом.

— Как он необыкновенно красив!

Я не отвечал. Безусловно, нельзя было отрицать особенной обаятельности в Лючио, но в тот момент меня скорее рассердила адресованная ему похвала. Ее замечание показалось мне бестактным, как если бы мужчина, сидя с хорошенькой женщиной, стал при ней громко восхищаться другою. Я не считал себя красавцем, но я знал, что выгляжу много лучше, чем большинство. Поэтому, почувствовав обиду, я молчал, и в это время занавес поднялся. Разыгрывалась весьма сомнительная сцена, в которой восхвалялась «женщина с прошлым». Мной овладело отвращение, и я посмотрел на своих компаньонов, в надежде заметить в них то же впечатление. На светлом лице леди Сибиллы не видно было знаков порицания; ее отец наклонился вперед, по-видимому с жадностью ловя каждую подробность. Риманец сохранял свое загадочное выражение, по которому трудно было определить, что он чувствовал. «Женщина с прошлым» продолжала выказывать свой истерично-притворный героизм, а сладкоречивый дурак-герой заявлял ей, что она — «обиженный чистый ангел», — и занавес упал среди громких аплодисментов. Кто-то один шикнул с галереи.

— Ангел прогрессирует, — сказал Риманец полунасмешливым тоном. — Прежде эта пьеса была бы освистана и изгнана со сцены, как нечто развращающее общество. Но теперь только протестует один голос из «низшего» класса.

— Вы демократ, князь? — спросила леди Сибилла, лениво обмахиваясь веером.

— Я? Нет! Я всегда отстаиваю гордость и первенство богатства. Я разумею не денежное, но умственное. И таким образом я предвижу новую аристократию. Когда высшее развращается, оно падает и делается низшим; когда низшее образовывает себя и стремится к честолюбию, оно делается высшим. Это закон природы.

— Но, Боже мой, — воскликнул лорд Эльтон, — ведь вы не назовете пьесу безнравственной? Это — реалистичное изучение современной общественной жизни: это — то, что есть. Эти женщины, знаете ли, эти бедняжки с прошлым — очень интересны!

— Очень! — промолвила тихо его дочь. — По-видимому, для женщины не с таким «прошлым» нет будущего! Добродетель и скромность отжили свой век.

Я нагнулся к ней и почти прошептал:

— Леди Сибилла, я очень рад, что эта негодная пьеса оскорбляет вас.