– Бродяга, – осторожно позвал я.
– Что? – он откликнулся тотчас, по-прежнему, не открывая глаз.
– Я думал, ты спишь и не слушаешь.
– Нет, что ты, я слушаю тебя. Я никогда не сплю днем, а сейчас ведь почти день. Я и ночью-то сплю мало. Старость, малыш, старость... Ты рассказывай, рассказывай, я слушаю тебя внимательно.
Я принялся рассказывать дальше – о том, что успел услышать во время сегодняшних блужданий по городу.
– Татары в Богдановке сожгли своего старосту, – сказал вдруг бродяга. Глаза его все еще были закрыты.
– За что?
– У него на поле урожай вырос больше положенного. Пшеницу сожгли и хозяина поля.
С татарами мы обычно не общались. Два раза в год, весной и осенью, на их поля делали набеги хлеботорговцы, отнимали урожай, потом продавали на Центральном Рынке. Одновременно разрушали часть домов, которые татары успевали отстроить в промежутках между набегами.
– Свалка, – бродяга вздохнул. – Свалка.
– О какой свалке ты говоришь? – спросил я. – И при чем тут татары? И вообще – я рассказывал о том, что готовится крестовый поход.
Вместо ответа он опять затянул свою песенку:
Разинув рот, стоит дурак,
в преддверье тишины,
на нем красивый синий фрак
и модные штаны...
– Не хочешь отвечать?
– Я просто хочу петь, – ответил он. – Татары? Крестовый поход? Не знаю, не знаю...
Стоит, уставясь в небеса,
и мнет в руке колпак...
– Может быть, ни при чем. Просто так, к слову. Ты рассказываешь, я рассказываю. Ты о крестовом походе, я о татарах.
И тут я, неожиданно для самого себя, заговорил о своих снах. Он сразу же оборвал пение, вскочил, повернул ко мне дергающееся лошадиное лицо, я даже испугался и от испуга замолчал.
– Нет-нет, – торопливо заговорил бродяга, – продолжай, пожалуйста, это очень интересно.
Я еще раз рассказал ему свои сны. О чужом городе, о цветах.
– Ну вот, – он вздохнул и сел точно так же, как я, подтянув колени к подбородку и обняв их руками. – А ты спрашиваешь, какая свалка... Ты же сам прекрасно все понимаешь.
– Ничего я не понимаю.
– Зато чувствуешь, это еще лучше... Свалка – это то, что тебе не снится. Не приснится. Не может приснится. Вот она, свалка... – он взмахнул тощей костлявой рукой и очертил в воздухе окружность. – Вокруг нас, понимаешь?
Я подумал и честно ответил:
– Нет.
– Вот она, вот, мы с тобой живем на ней, на этой проклятой свалке, здесь и на свет появились, здесь и сдохнем, понимаешь? А где-то есть совсем другая, настоящая жизнь...
– Где?
Бродяга усмехнулся.
– Во всяком случае, в наших снах.
