Тишина.
– Разве что вы, Ваше Высочество, изволите их примерно наказать, – безразличным голосом сказал он. – Но, в таком случае, речь должна идти не об обороне, а напротив. Впрочем...
Взрыв.
Стены зашатались, скамьи задрожали. Грубая ругань ударила в уши. Лицо Константина мгновенно залилось краской, даже плешь пурпурно засветилась сквозь редкие светлые волосы. Он пристукнул кулаком по столу, еще раз выругался – еще грубее и еще громче. Однако больше не сказал ничего, вместо него зашумел совершенно багровый Сипягин:
– Д-да как в-вы, в-ваше превосходительство, к-как вам... как вам не совестно напоминать о такой м-мерзости, к-как... – разволновался генерал, даже мундир расстегнул, полез за платком. Да и прочие господа военные задвигались, громко выражая свое негодование.
– Воля покойного государя...
– Губернатор...
– Генерал...
– Таганрог... Петербург... Варшава...
– Присяга... Сенат...
– Елизавета Александровна... Вдовствующая государыня...
– Армия... Армия... Армия...
– Гвардия... Гвардия... Гвардия...
– И в конце концов...
Зашаркали стульями, завертели головами, однако в рамках пристойности. Ибо и в справедливом возмущении своем помнили о Высочайшем присутствии.
И замолчали, видя, что их возмущение и негодование нисколько не взволновали холоднокровного господина.
Грибоедов по-прежнему не видел их, они по-прежнему не интересовали его. Он смотрел на разгневанного, но молчащего Великого Князя и ждал возможности продолжить.
Лицо Константина изменилось, краска сошла, будто слиняла. Константин стал бледен... бледен... бледностью, а вернее, внезапно проступившей нездоровой желтизной мог бы теперь поспорить с ним самим. Глядя в стол, сцепив судорожно лежащие на столе белые пальцы, сказал негромко и вежливо:
– Прошу вас, сударь, продолжайте, – и шум тут же прекратился. Вновь повисла в комнате тишина, менее снисходительная, менее презрительная, и куда более напряженная.
И Грибоедов продолжил:
– Не говорю сейчас о мерзости или, напротив, о сладости, – он дернул уголком рта. – Скажу лишь – войска, принесшие присягу Вашему Высочеству, искренне присяге этой верят... – он на миг замолчал. Так ли? Да, так, он уверен в этом, сейчас, во всяком случае, уверен. – Убежден, что мятежники не могли, да и не хотели изъяснять свои подлинные планы нижним чинам... да и многим офицерам также. Не думаю даже, что сами они ясно понимают собственные планы. Взбунтовать войска, поднять их, помешать вашему въезду в столицу... – Грибоедов сделал короткую паузу. – Уверен, не в их силах совершить это сейчас, – он слегка выделил слово «сейчас». Впрочем, заметил ли это Константин, сказать с уверенностью Грибоедов не мог. Он собирался было пояснить, что имел в виду, но Константин предостерегающе поднял руку, и Грибоедов замолчал.
