Обхватив себя руками за плечи, девушка в недоумении смотрела вслед солдатам. До войны и во время нее она столько слышала о жестокости охоты с собаками на людей. В газетах и речах, звучавших на собраниях аболиционистов,[1] гневно обличали южан, которые этим занимались, называли их чудовищами. Казалось невозможным представить себе, что войска Севера когда-нибудь будут использовать собак в тех же самых целях. Вряд ли их жертвой был негр. Однако, если это белый, появление собак можно было, очевидно, объяснить желанием дать местным жителям почувствовать на собственной шкуре, каково это — стать жертвой расизма. А может, все эти обличительные речи были лицемерием? Оба объяснения в равной мере портили настроение.
Шум погони затих. Вновь воцарилась тишина. Опять слышались кваканье лягушек, стрекотание сверчков и кузнечиков. Ночь была наполнена благоуханием, воздух был мягок и шелковист. Луна еще не взошла, звезды ярко сияли и казались такими близкими, что можно было набрать целую горсть их одним взмахом руки. Густые тени деревьев слегка колебались от дуновения легкого ветерка. Он приносил то ясно различимый, то еле уловимый терпкий запах магнолии — большое дерево с темными листьями слева от веранды было все усыпано цветами. Постепенно Летти снова расслабилась, успокоенная теплотой, благоуханием и ласкающей мягкостью воздуха. Забыв о солдатах, она смотрела вокруг, ощущая, как обволакивает и чарует ее южная ночь. Эта ночь завораживала и завлекала, обещала тайные радости, и Летти вдруг почувствовала прилив тягучего, сладостного томления.
От этого ощущения ей стало не совсем уютно. Резко повернувшись, она вернулась в спальню, закрыла дверцы и расправила кисейные занавески, оставив окно открытым для ночного воздуха. Некоторое время Летти колебалась, раздумывая о незаконченном письме к матери, но потом решила, что письмо подождет до утра: ее голова была слишком затуманена усталостью и непривычным ночным теплом. Завтра ей предстоит трудный день, нужно хорошенько выспаться.
Внезапно снаружи, с веранды, донесся звук шагов. Шаги были тихими, но не крадущимися и довольно решительными. Летти обернулась, мгновенно охваченная тревогой. В окне возникло неясное очертание мужской фигуры темный силуэт на фоне одного света звезд. Одним быстрым движением человек перенес ногу через подоконник, отбросил в сторону занавеску и оказался в комнате. У Летти перехватило дыхание. Через мгновение мужчина был рядом с ней. Он зажал ей ладонью рот и так сильно прижал к себе, что ей показалось, будто хрустнули кости. Бедро пронзила острая боль от удара о кобуру с револьвером на его поясе. Она оказалась придавленной к нему, словно слившейся с его мускулистым, жестким телом.
