На теле он начертал переплетающиеся символы, они превратят картину в реальность. Ее руки мягко касались бедер, ладонями вперед; ноги твердо стояли на дубовом полу. Кожа приобрела розовый оттенок, а губы чуть приоткрылись, словно она пыталась сделать вдох. Глаза девушки были такими голубыми, какими он их запомнил, — может быть, даже лучше, чем в жизни, лучше, чем на самом деле, — но разве художник не должен передать в своем произведении душу того, кого он изобразил, а не всего лишь внешнюю оболочку?
Где-то далеко зазвонили колокола. Сарио заметил, что сквозь щели ставен пробивается луч света, — восход или закат? Когда-то он знал, куда выходит его окно. Теперь это не имело никакого значения.
Те места на ее теле, где жили тени, он связал крошечными колдовскими рунами, кистью из грубого волоса нанес их на ладони, вплел в изящные линии губ, обвел зрачки голубых глаз.
В ушах звучало эхо колоколов. Сарио отступил, покачнулся, с трудом удержался на ногах. Его окатила волна усталости, изнеможения, как и всегда в подобных случаях; он отдал своему творению так много крови и сил. Обмакнув палец в миртовое масло, нарисовал у нее на груди знак сердца, невидимый простому глазу. Из неожиданно ослабевших пальцев на пол выскользнула кисть, комната завертелась, но он успел схватиться за край стола, нащупал там чашу с чесноком, пожевал один зубок, сделал несколько глубоких вдохов, прикоснулся к Фолио, хотя знал последние слова заклинания наизусть.
Подошел к картине, встал перед ней. И хотя он постепенно выходил из транса и теперь видел все точно в тумане, он понял, что она совершенна, — юная, невинная, обнаженная девушка стоит в его ателиерро и ждет…
Он подошел ближе, еще ближе и вдохнул в нее, свое создание, жизнь.
Изображение задрожало, будто краски сами собой зашевелились, стараясь покинуть полотно, начали разбухать, так цветок раскрывает лепестки на рассвете. От неожиданности Сарио сделал шаг назад.
Она последовала за ним.
Тени превратились в очертания тела, линии стали плотью.
Принцесса Аласаис де Гхийас шагнула в комнату, на холодный дубовый пол, прямо из картины, созданной Сарио Грихальва.
Она стояла и смотрела на него с каким-то отрешенным любопытством. Она дышала. Кожа сияла жизнью, словно ее покрывали капельки пота.
На полотне остались лишь серый фон и пустая комната.
— Ты принцесса Аласаис, — тихо, пораженный происшедшим и одновременно восхищенный собственной гениальностью, произнес Сарио.
