Северин рисовал карикатуры на Арриго. Тому так и не удалось получить доказательства, но Сарио знал, кто их автор и что сделаны они с молчаливого согласия Лейлы. И к чему привело соперничество Тасии и Мечеллы? Ничего значительного не произошло — если не считать, что мечты и жизнь Рафейо были разрушены.
Сарио открыл сундучок, осторожно развернув, вынул свой череп и поместил на столе. Они уставились друг на друга, Сарио и череп, живые глаза встретились с пустыми, мертвыми глазницами. И тем не менее он не умер, настоящий Сарио жив — и так будет всегда. Его собственные глаза смотрят на него с Пейнтраддо Меморрио, его глаза и дюжина разных лиц. Он никогда не мог запомнить, какому лицу принадлежит какое имя, но разве это имеет значение? Все они Сарио. Только Сарио важен.
И, естественно, Сааведра. Он сделал это ради нее и ради прославления искусства рода Грихальва. Вовсе не для себя.
Сарио опустился в кресло — старое, много раз побывавшее в починке кресло Алехандро, намочил кисть слюной и начал писать акварельный портрет Луиссы. Ее тонкие, изящные руки, держащие гирлянду из дикой герани, постепенно, по мере того как он наносил краски, распухали, пальцы становились шишковатыми. В течение следующих двух дней, пока им с Аласаис еще будет нужна ее помощь при подготовке к отъезду, Луисса лишь почувствует слабую боль в руках, которая несказанно ее удивит. Костная лихорадка — артрит, так ее теперь называют врачи, — разыграется чуть позже. Никто не должен заподозрить, что ухудшение ее здоровья каким-то образом связано с ним. Глаза Луиссы на портрете покрыла почти прозрачная белая пленка…
Нет. Он вспомнил Томаса. Нет никакой нужды ослеплять Луис-су. Он нарисовал крошечные трещины у нее на губах и небольшую опухоль на горле. Она должна онеметь. Сделали бы Вьехос Фратос нечто подобное с Томасом, и Сарио никогда не узнал бы того, что его интересовало. Муалимы допустили ошибку, когда, лишив Томаса глаз и рук, возомнили, будто не оставили ему ничего. Матра! Как давно это было! Он взглянул на череп. Очень давно, Томас уже давно превратился в прах.
Аласаис зашевелилась и мгновенно проснулась.
— Что ты делаешь? — совсем как ребенок спросила она. Сарио никогда не мог предугадать, каким будет ее очередной вопрос.
— Защищаю тебя.
Он закончил портрет, нахмурился и стал его разглядывать. Не лучшая из работ, но свою роль сыграет. Он отставил картину в сторону, сохнуть, а сам написал короткую записку.
