– Добрый день, мы вчера не договорили, – вежливо сказала узкоглазая физиономия. Я потихоньку начинал понимать, как Чингис-хан завоевал полмира.
– Здравствуйте Едигей.
– Я все по поводу клиента, – взялся за старое опытный монгол. – Если вы выслушаете…
– Уважаемый детектив, вы крайне не вовремя позвонили, – начал я. – Понимаете, мне сегодня предстоит очень серьезное испытание. И я к нему готовлюсь, настраиваюсь, так скажем.
– Да? – удивился Едигей. – И что же вам предстоит?
– Для кого-то это может быть и пустяк, а для меня очень трудный поход, – честно признался я. – К стоматологу.
– Понимаю, – неожиданно сказал монгол и улыбнулся, показав мне где-то примерно сорок-пятьдесят белоснежных зубов. – Я сам не так давно оттуда.
– Эх, – завистливо вздохнул я.
– Тогда мешать не буду, – пожалел меня чуткий потомок Чингис-хана. – Желаю удачи, – добавил он серьезным голосом с легкой ноткой сочувствия, и вежливо дал отбой.
Как я не оттягивал момент, он все-таки наступил. Мой трудный жизненный путь сегодня должен был закончиться в кресле зубоврачебного кабинета. Хотя, говорят, есть люди пережившие пребывание у стоматолога, но мне кажется – это просто городские легенды. Зубной врач – самый жуткий монстр городских джунглей.
В приемной доктора было пусто, наверно все пациенты уже навечно успокоены. Вежливая медсестра плотоядно улыбнулась мне (сердце испуганно екнуло) и предложила подождать доктора Рязанцева, показав на удобное кресло. Фамилия врача мне сразу не понравилась – наверняка происходит от слова "резать". Я аккуратно присел на краешек кресла, имеющего ужасный синий цвет (прямо как кожа труппа), и попытался почитать журналы. В первом же журнале открытом наугад я прочитал: "Больной зуб может годами не беспокоить своего обладателя". Я поставил себя на место владельца больного зуба, и читать почему-то сразу расхотелось. Время тянулось медленно, и нервы стали сдавать. Сначала я начал подергивать ногой, потом почему-то зачесалась шея. Когда меня, наконец, пригласили в кабинет, чесалось практически все тело, а в ногах чувствовалась ужасная слабость. И еще что-то с воздухом, по-моему, было не в порядке, так как я дышать не мог толком.
Якобы вежливый доктор Рязанцев хищно глянул на меня сквозь стекла очков (такие же носил Берия) и пригласил сесть в кресло. На столике рядом с креслом, оббитом кожей красного цвета (это явно чтобы кровь была не видна), лежали блестящие инструменты для пыток. Потом врач попросил меня открыть рот и включил яркие лампы над креслом, направив свет мне прямо в глаза (слышал, так гестаповцы делали). Поглядев мне в рот, доктор нахмурился, после чего посмотрел на меня недовольно. Сердечко джисталкера затрепетало, как пойманная птица. Я закрыл рот и стал ждать диагноза, молясь о невинно замученных зубными врачами душах, почти не надеясь на чудесное спасение.
