— Так что, Уолли, ты останешься на завтрак? — спросила она сладким голосом, заранее зная ответ.
— Э-э-э, нет. Нет, спасибо. Я завтракаю с Джерри в клубе. — Он взглянул на часы. — На самом деле я уже опаздываю.
— Если такая спешка из-за меня, то не стоит, — сказал Гриффин. Но в его улыбке ясно читалось пожелание Уолли сгинуть побыстрее, желательно с моста и на большой скорости.
— Спасибо, но мне действительно пора. Сара, — добавил он, целуя сестру на прощание и устремляясь к двери, — я скоро загляну.
— Не сомневаюсь, — ответила она, когда дверь за ним с грохотом захлопнулась.
К Гриффину она обернулась уже с улыбкой, но улыбка тут же угасла. Выражение его лица ни в коем случае нельзя было назвать счастливым. Похоже было, что ему хочется кого-то или что-то стукнуть. И очень сильно.
— Кофе? — спросила она, сорвавшись на писк. Он лаконично кивнул.
— Пожалуйста.
Гриффин внимательно наблюдал за Сариными движениями, гадая, чувствует ли она, что он весь трясется от злости. Он злился не на нее. Черт, если по правде, то даже и не на братца. Злился он на себя самого. Как он смел забыть, что женщина, с которой провел ночь, занимаясь любовью, является сестрой подследственного, которому в ближайшем будущем светит немалый срок за решеткой?
Она молча повернулась и подала кофе, не забыв, что он пьет черный. Он прихлебывал медленно, стараясь оттянуть как можно дальше необходимость разговора и дивясь, что мог так напортачить.
Проснувшись утром, он был поражен тем, как естественно выглядит ее поза. Она свернулась калачиком, положив голову в ямку у его шеи, одну ладонь, сложенную в свободный кулачок, оставила у него на груди, а другой обхватила бедро. Его руки обвивали Сарину талию, и та рука, на которой она лежала, занемела. Но его это совершенно не обременяло. Она была теплая, мягкая и ароматная, и запах любви еще не ушел от них, и Гриффину хотелось только одного: разбудить ее и начать все сначала.
Можно было бы просыпаться так каждое утро, подумал он. Воспоминания о том, как они ночью то и дело поворачивались друг к другу, заставили его задохнуться. Они так подходили друг другу, будто были половинками одного тела, когда-то разделенного надвое. Он хотел соединить половинки. Но, если честно, у него не было уверенности, что ему удастся это прямо сейчас.
И он только бережно поцеловал ее в лоб и как можно тише выбрался из постели, чтобы принять душ. Хорошо бы она проспала все утро, чтобы можно было время от времени подходить и смотреть на нее. Но, выйдя из ванной, он уже не застал ее в постели. И вот она стоит перед ним: тихая, взъерошенная, смущенная, и злость, поднявшаяся в нем из-за появления Уоллеса Гринлифа, рассеивается.
