Избавиться от демонессы, спасти родителей – это только предлог. А на самом деле я надеялся, что.., что Добрый Волшебник убедит меня, что я не пустышка.
– Нет, ты не пустышка! – вскричала Чекс. – Как ты можешь так думать!
– Я всячески себя убеждаю в обратном, – сказал Эхс, – но в глубине души сомнения не отпускают меня. Способен ли я сделать что-нибудь такое.., важное, без чего Ксанф не проживет? Родился я или нет, какая в этом разница? Картина, где я есть, ничем ведь не отличается от картины, где меня нет.
– Ну что поделаешь, – вздохнула Чекс. – А мы все.., чего мы стоим? кто мы такие? что мы для Ксанфа? Но мне кажется, ответ все равно найдется.
Ты еще многое можешь совершить. И копуша тоже.
Вот тогда и картина изменится.
– Когда ты так говоришь, мне хочется верить, – сказал Эхс. – Но в силах ли я что-либо сделать?
Ксанф такой большой, а я такой маленький.
– А спасти Люблю-реку и Долину? Разве это не важное дело?
– Очень важное, – согласился Эхс. – Но это дело копуши, а мы только помогаем.
– Но без нашей.., без твоей помощи справится ли он? – задала наводящий вопрос Чекс.
– Значит.., свершится что-то. И свершится только потому, что я буду в этом участвовать? – начал догадываться Эхс.
С этими словами он вновь направился к воротам, за которыми стоял его двойник. И вновь начался сон.
– Пока я ничто, – сказал Эхс, – но я хочу сделать попытку. Если мне повезет, я стану кем-то.
Пытаться хоть что-то сделать – вот и все, что мне остается… Всем нам только это и остается: честная попытка что-нибудь сделать. Если и в попытке нет смысла, тогда и во всем прочем его тоже нет, а уж в плохих снах и подавно.
Картины покрылись рябью. Когда рябь исчезла, стало видно, что река, которая на одном изображении была почти прямой, на другом начала превращаться в извилистую.
Вот и все. Это был всего лишь сон, но Эхса он наполнил огромной радостью. Теперь он знал, как победить свой глубочайший страх. Теперь в его жизни появился смысл.
Картина исчезла. И Эхс обнаружил себя по другую сторону ворот.
Все переместились, кроме скелета, который одиноко белел на той стороне.
– Мой черед, – произнес скелет. – Но я сомневаюсь.
– Это понятно, – сказала Чекс. – Каждый из нас поначалу робел перед своим плохим сном.
– Я не боюсь плохих снов, – ответил Косто. – Тем более, что сны мне не снятся, ведь я не принадлежу к миру живых. Беда в ином – мне нечем победить своего двойника, потому что мы, скелеты, не чувствуем ни вины, ни страха, у нас нет никаких сокровенных тайн. Но если все же я попытаюсь перейти, то кто знает, не включится ли нечто такое, что повредит вам всем.
