– Мам! Мам, смотри! Вон мистер Фалькони! Ух ты, он в нашем самолете!
Поведение матери ошеломило его. Уронив книгу на пол, она встала, повернулась и увидела Стивена, который шел к ней по проходу. Она протиснулась мимо Чарли, не дожидаясь, чтобы он пропустил ее. А мистер Фалькони встал в проходе, загородив его так, что другие опоздавшие не могли пройти, и, протягивая обе руки, сказал ей:
– Я боялся, что опоздаю.
А она улыбалась и задыхалась, и вид у нее был такой, будто случилось что-то невероятное. Как будто она выиграла футбольный матч или получила наследство.
– Я думала... я тоже думала, что ты опоздаешь.
Потом стюардесса увела его вперед. Чарли поднял книжку – мать впопыхах наступила на нее, высокий каблук царапнул болезненного вида героиню, изображенную на обложке.
– Я не хочу читать, милый, – сказала она.
Вся раскрасневшись, она засмеялась, и он спросил:
– Мам, а ты знала, что он полетит этим же самолетом?
– Нет, не знала. Но молилась, чтобы он полетел! – Она взяла его за руку и крепко сжала. – Потом я тебе все расскажу. Обещаю.
Зажглась надпись, призывающая пассажиров пристегнуть ремни. Моторы заработали, наполняя салон ревом, и самолет двинулся по взлетной полосе.
Через несколько минут под ними уже сверкала и переливалась панорама Нью-Йорка. Чарли нагнулся вперед и стал смотреть в окно.
Когда начался крутой подъем, он откинулся на спинку сиденья и сказал Анжеле:
– А ты в него тоже влюблена, правда, мам?
– Да, милый, правда. Ты не против?
– Это здорово, – сказал он и широко улыбнулся ей. – Он мне ужасно нравится. Если не будешь есть шоколадку, можно, я ее съем?
* * *
Пьеро отошел от окна, и кружевная занавеска легла на место.
– Они явились, – сказал он отцу.
– Сколько их?
– Альдо, а с ним этот еврейчик-адвокат. И еще двое не считая шофера.
– Впусти их, – сказал Лука Фалькони. Он уселся в свое любимое кресло. Сад – неподходящее место для этой встречи. Он ведь скорбит о потерянном сыне. Для этого мрачная гостиная подойдет больше. На столе стояла бутылка кьянти. И большой серебряный ящик сигар. Лука выглядел как человек, перенесший тяжелый удар. Как человек в глубоком горе. И это было правдой. Кроме того, он должен выглядеть так, как будто ненавидит сына, которого изгнал из семьи и даже имя его запретил произносить. Альдо Фабрицци не так-то легко одурачить. Он привел адвоката, чтобы оговорить условия для Клары. Лука тяжело поднялся – казалось, будто он внезапно состарился, – и протянул руку Фабрицци.
