Она знала, что ее отец в восторге от этого брака. В спокойные моменты она понимала, что он пожал бы плечами, услышав о военной подруге Стивена, и спросил, чем, собственно, она недовольна. Ему не понравится, если они со Стивеном будут ссориться. Он ожидал, что будет удачное супружество, внуки, которые скрасят его старость, и все преимущества договора с Лукой Фалькони. Ей придется завоевывать Стивена, а это можно сделать одним способом: как можно скорее родить ему сына.
Они были очень счастливы в Париже и несчастны в Монте-Карло. Роскошь знаменитой французской столицы очаровала Клару. Она ходила во все картинные галереи, и, чтобы доставить ей удовольствие, Стивен купил несколько дорогих современных картин для их нового дома. Она бродила по Лувру, показывала ему то одно, то другое полотно, стараясь вызвать его интерес.
– Я собиралась учиться живописи, – говорила она. – Но папа не разрешил. А я правда хотела стать художницей.
– Можешь начать сейчас, – предложил он. – Времени у тебя много. Почему бы и нет?
– Я имела в виду – настоящей художницей, – возразила Клара. – Это не то что курсы по кулинарии или аранжировке цветов. Если заниматься живописью всерьез, ей придется посвятить всю жизнь. Нужно жить ради живописи, Стивен. Наверное, у меня бы ничего не вышло.
Он мог себе представить реакцию Альдо Фабрицци на подобное устремление единственной дочери.
– Мне кажется, голодать в мансарде – это не твой стиль жизни, дорогая, – мягко сказал он. – Ты создана для лучшего.
В Париже они делали покупки. Клара была без ума от моделей Диора, и они шли ей. Она была очень красива, и Стивен испытывал гордость, замечая, как все оборачиваются, когда они входят в ресторан. Клара тратилась и на него. Она надарила ему множество галстуков и рубашек от Шарве и прекрасные платиновые часы. Она стояла рядом, ожидая его реакции, снова и снова спрашивая, нравится ли ему та или иная вещь. Она в душе ребенок, думал он: такая расточительная, импульсивная, требовательная, – но все это оттого, что она любит его. Никаких полумер для нее не существовало. Крайности ее характера удивляли его. Сицилийское сватовство, даже на американский манер, не дало им возможности как следует узнать друг друга: когда они случайно оставались вдвоем, каждый миг уходил на жадное сексуальное знакомство, которое тут же прерывалось, прежде чем зайти слишком далеко.
За внешней культурой и образованностью таилась обыкновенная сицилийка, прямодушная в любви и жесточайшая в ненависти. И умная. Острота ее ума удивила его. Он думал о ее подавленном желании стать художницей. Чем больше он узнавал ее, тем менее нелепым оно ему казалось – не то что тогда, в Лувре. Она могла быть преданной, одержимой, если ей чего-то очень хотелось. Он сомневался только в ее способности к самодисциплине. Но она была новобрачной, обожающей мужа, с готовностью принимающей его указания, и в постели охотно и с очевидной радостью подчинялась всему, чего он желал.
