* * *
Он склонялся над ней; над их головами светила единственная лампочка. Его кожа поблескивала от жары. Анжела приподнялась и провела руками по его плечам, животу и бедрам.
– Я хочу тебя, – сказала она. – Так хочу, аж больно...
– Cara bella, bella[3], – простонал он и опустился на нее, бессвязные любовные речи прекратились, их губы слились. Она отчаянно кричала и привела его к бурной развязке, а после он, обессиленный и опустошенный, положил голову ей на грудь.
Анжела погладила его волосы. Ребенок будет темненький, подумала она и улыбнулась. Его вес давил, и она тихо попросила:
– Не лежи на мне, милый.
– Почему? Мне нравится чувствовать тебя так близко... Да и тебе это тоже нравится.
Анжела провела пальцем по его щеке, по линии бровей, по выступающим скулам, подбородку. На миг ее дразнящий палец приоткрыл ему губы.
– Это может повредить ребенку, – сказала она.
* * *
– Я на тебе женюсь. – Он посадил ее в джип и привез на набережную, где дул морской ветерок, несущий прохладу.
Было темно, и они сидели крепко обнявшись. Кристина, подумала она, как же ты ошибаешься, Кристина.
– Я найду способ.
– Ничего не выйдет, – возразила она. – Поженимся после войны.
– А мальчик будет незаконный? – Он выругался по-итальянски.
Анжела никогда не видела, чтобы он злился. Она была спокойна, счастлива и уверена. Она поддразнила:
– Откуда ты знаешь, что будет мальчик?
– Знаю, и все, – нахмурившись, сказал он. – Мальчик, девочка, неважно – это мой ребенок. Наш ребенок. Не шути этим Анжелина. Мы поженимся. Я найду способ, даже если придется... – Он умолк и слегка отодвинулся. – Ты ведь хочешь за меня замуж, правда?
– Мне все равно, – ответила она. – Я тебя люблю, это главное. Я так счастлива, что будет ребенок. Остальное для меня не имеет никакого значения.
Он молчал. Он был действительно рассержен, и она внезапно почувствовала это.
– Ты не понимаешь, – сказал он. – Для меня важно, чтобы ребенок был Фалькони, членом моей семьи. И чтобы семья приняла тебя. Они тебя примут, cara mia. Они тебя полюбят и будут счастливы за нас. Но только если ребенок не родится в бесчестии.
Бесчестие!
– Стивен, тебя послушать, так это какое-то средневековье, – медленно проговорила она. – Мы не можем пожениться, потому что не получим разрешения, ведь я иностранка. Все знают, что американцы стремятся такие дела пресекать. Мы ничего не можем сделать, кроме одного: я рожаю ребенка, а потом мы добиваемся законного брака.
– Для нас это не годится, – сказал он. – Ты не понимаешь, что говоришь. Люди перестанут тебя уважать. Послушай, дорогая, ты счастлива и ни о чем не хочешь думать. Позволь мне решить, как и что делать. Ты должна быть защищена... Ты должна носить мою фамилию. А сейчас поехали обратно. Уже поздно.
