, воспевалась династия Бурбонов. Его юношеские романы тоже были проникнуты монархической тенденцией, противоречиво уживавшейся с демократическими симпатиями автора. Новый период начался для Г. со 2-й половины 20-х гг. в обстановке приближавшейся
Июльской революции 1830. Он сблизился с либерально-демократической оппозицией; объявил войну эпигонскому классицизму, пользовавшемуся официальным покровительством реставрации. В стихах 1825—28 (вошли в сборнике «Восточные мотивы», 1829) Г. обратился к теме Востока; его влекла не только живописная экзотика, излюбленная романтиками, но и сочувствие национально-освободительной борьбе греков против турецкого ига. Новое, прогрессивное содержание требовало новой, свободной формы. Отбросив классический александрийский стих, Г. создаёт гибкие ритмы, сложные рифмы, вводит в поэзию бытовое просторечие.
Предисловие Г. к его драме «Кромвель» (1827), героем которой был выдающийся деятель Английской буржуазной революции 17 в., сыграло роль эстетического манифеста демократически настроенных романтиков. Догматам классицизма, тирании «правил» Г. противопоставил полную свободу драматического творчества. Он отвергал традиционные «единства», омертвевшие правила строгого разделения жанров, призывал вводить в сферу искусства комическое наравне с трагическим, уродливое — с прекрасным, низменное — с возвышенным. Теория гротеска, которую развивал Г., при всем её метафизическом характере выражала стремление воплотить жизнь в искусстве полнее, чем это допускала классическая школа 17—18 вв. Постановка драмы «Эрнани» (1829) в феврале 1830, в канун революции, послужила сигналом для «битвы романтиков с классиками», завершившейся победой новой школы. Образ вступившего в единоборство с королём Эрнани, благородного разбойника, объявленного вне закона, воспринимался как живое воплощение бунтарских идей. Драмы Г. «Марион Делорм» (1829), «Король забавляется» (1832), «Мария Тюдор» (1833), «Рюи Блаз» (1838) тоже были проникнуты духом свободолюбия.
Первый значит. роман Г. «Собор Парижской богоматери» (1831) воскрешал жизнь Парижа 15 в. Созданный под впечатлением Июльской революции, он был пронизан новой для Г. антиклерикальной тенденцией. Сумрачный образ собора выступает в романе как символ католицизма, веками подавлявшего человека. Демократические симпатии Г. снова проявились в том, что высокие нравственные качества он находит только в низах средневекового общества — в уличной танцовщице Эсмеральде и звонаре Квазимодо.
