Еще совсем недавно, до лета, Ленька терпеть не мог всяких там книжек о природе. Да и в других-то, не о природе, там, где про леса какие или речки было написано, всегда пропускал эти места.
А теперь обзавелся Тургеневым, Пришвиным и Соколовым-Микитовым. Хотел еще купить Бианки, но слишком уж детские: картинок много, и все большие…
Смешно, наверно? Наверно…
— Мам! А на будущий год я поеду туда?
— Куда? — переспросила мать, занятая своими делами.
— Ну, к бабушке, в деревню… В Сережки эти…
— А хотел в лагерь… Значит, понравилось? Я очень, очень рада, — сказала мать. — Конечно, поедешь. И бабушка тобой довольна…
Слава бабушке, которая, оказывается, довольна своим внуком! Слава матери, маме, которая не пустила сына в пионерский лагерь! И воспалению легких слава!
Его звали по-всякому. В школе обычно по фамилии.
«Пушкарев, ты опять разговариваешь?», «Пушкарев, о чем я сейчас рассказывала?», «Пушкарев, к доске!», «Пушкарев, сколько раз тебя нужно предупреждать, чтобы ты не забывал дома учебник?», «Пушкарев…», «Пушкарев…», «Пушкарев…»
Даже надоело!
Во дворе его звали проще — Ленькой. Мать и отец чаще говорили: «Лень…» Бабушка ласково: «Ленек…»
— Ты приехал! Я так рада! Правда, Леонид!
Только она звала его серьезно, по-взрослому — Леонидом.
Леньке нравилось это.
И все же сейчас, когда он через год вновь появился в Сережках, ему почему-то хотелось задеть ее гордое самолюбие.
Ленька долго выбирал подходящий момент.
Наконец, кажется, выбрал:
— А помнишь, ты говорила про войну с Польшей — «враки»? Вот и вышли тебе «враки»! И не только с Польшей… А с белофиннами? У нас знаешь у скольких ребят отцы на финской были! И в Западной Украине, Западной Белоруссии.
Елка как-то сразу посерьезнела. И спорить почему-то не стала, как обычно.
Сказала вдруг грустно:
— А я просто дурой была! Вот! Правда, Леонид? Это плохо, наверно, но я сейчас почему-то тоже верю… Или предчувствую, как это говорят, — как те женщины, которые прошлым летом плакали. Помнишь? Когда в армию провожали. Помнишь, что они говорили? Я все чаще их вспоминаю. Что делается всюду, посмотри! А Гитлер этот прет и прет!..
Леньке показалось, что он зря обидел своими словами Елку. Она, кажется, куда умнее и серьезнее его.
— О Гитлере ты не беспокойся, — сказал он. — У нас же с ним договор о ненападении… И вообще никакой войны не будет! Что ты! Какая сейчас война!..
Деревню Ленька увидел сейчас вовсе не такой, как в прошлом году. Тогда он, наверно, вообще ничего не видел. Ну, деревня и деревня, улица, избы, поля…
