Она как раз несла грязный, чем-то до отказа напичканный мешок. За него неудобно было взяться, и Люська пыхтела и вертелась вокруг него, как муравей вокруг фасолины. Волосы у нее растрепались, на голые руки налипла серая пыль. Я бросил свою доску, подошел к Люське и двинул ее плечом.
- Мало каши ела? С такой ерундой справиться не можешь? - И храбро взялся за мешок, но он выскальзывал из моих рук.
Люська спросила:
- А ты много каши съел?
Я хотел плюнуть и уйти, но взглянул в Люськины глаза и… остался на месте. Еще никогда я не видел их так близко. Они у нее не просто серые, а словно еще и голубые. Или зеленые. И в глубине - черные фонарики. Это было очень красиво, и я стоял как столб и глядел па Люську, будто увидел ее в первый раз. А она засмеялась и сказала:
- Давай вместе. - И подхватила мешок с другого конца.
Мы поволокли его. Я тоже засмеялся, сам не знаю почему. А когда свалили мешок за гаражом на траву, я снова взглянул на Люську и сказал:
- Ловко ты Демьяныча привела. Она опять засмеялась и кивнула.
Потом мы вынесли с ней большую доску. Я смотрел, как она держит шершавую доску своими тонкими загорелыми руками, как тащит ее, прикусив губу, откидывая со лба спадающие волосы. Вокруг суетились мальчишки и девчонки. А я все смотрел на Люсю. Вроде слабенькая, а на самом деле такая настойчивая. Я знал теперь, что она добьется всего, чего только захочет! Такой у нее, должно быть, характер.
И мне почему-то было очень хорошо носить с ней доски и всякое другое барахло из гаража.
Я прибежал сейчас домой и спешу поскорее записать, пока мама готовит обед. А как поем, помчусь к нашему гаражу, чтобы работать там с овраженцами.
И с Люсей тоже!
Сегодня, двадцать девятого июня, в четырнадцать часов тридцать минут по московскому времени в жизни Овраженской улицы произошло великое событие: родился БУПШ.
До четырнадцати часов тридцати минут никто на свете не знал, что такое БУПШ.
Но пришел Тима со своим рыжим другом Серегой…
Тима не был у нас с того самого дня, когда мы подписали договор с девчонками. Каждый день приходила одна Римма. С ней мы и оборудовали гараж под пионерский пост. Работали до упаду - чистили, скребли, строгали, прибивали полочки, даже прорезали окно: Демьяныч разрешил.
Борькин трон - красное кресло - и то починили. Теперь сидеть на нем можно безбоязненно - пружины не пуляют вверх, как ракеты.
