— Да, да, подождите меня, голубчики мои, подождите! Закажите, пожалуйста, крытые экипажи!
Вдруг он резко переменил позу, спрыгнул с перил и, повернувшись к хозяйке, засеменил голосом:
— Промозгло, крытые экипажи, это то, что нужно… Меня угнетает наша промозглость… Да, да, наша промозглость… угнетает… — он явно что-то задумал, но мялся, решался, готовился, — Дорогуша моя, спасибо за бал, за приём, всё было обворожительно, как и хозяйка этого дома.
Откланялся и повернулся уходить. Всё-таки не решился. Что же его так интересует?
До чего он хочет допытаться? Да и какое мне, право, дело.
Кстати, оговоримся, кто такой и откуда этот самый Граф.
Человек бы как человек, но — писатель. И… не очень удачный (не путать — удачливый) писатель. Как раз-то и удачливый, всё у него издаётся, даже самая что и ни на есть дрянь. А может, в том его «не очень удачность» и кроется, что издаёт всё удачно. Не всё что написано пером — блестит, кое-что потом не вырубишь и топором. Суетлив, оно же — энергичен. Глаза острые и саккадливые. А внутри глаз счётная машинка, колёсики крутятся, шарниры постукивают, что-то складывается, что-то перемножается, умножая и так величавую славу в широких кругах прилитературного богемствующего сброда, и раздражая эстетов от будущего упадка. Были в нём и демонические черты, но какие-то не явно выраженные, словно второпях прорисованные. Крахмальная манишка и иссиня чёрный фрак, одним словом — вылитый граф. Потомственный. Впрочем, он и есть.
Граф уже шёл по направлению к парадному, как из-за ближайшей колонны выглянула недовольная физиономия тени Лили. Она показала хозяйке язык, достав им до собственного плеча. Подмигнула ей заговорщицки и погрозила крохотным мизинцем, при этом нижняя её губка обидчиво надулась и набухла как гриб. Гоголиада вздрогнула и засеменила за Графом, догнала, взяла под руку, своими шагами чуть замедлила его шаги, усилием воли уняла коленную дрожь и начала придумывать, что говорить.
— Не за что, что вы, право, граф! Вам спасибо, что пришли… Я… хотела спросить, да что-то никак не получалось, эти мои гости…?
Собеседник живо замотал головой, словно ждал какой-нибудь повод задержаться. А тут повод просто шикарный — граф обожал свою свиту не меньше, чем та мэтра.
Кукушка хвалит петуха.
— О, это мои друзья: литераторы, поэты, диссиденты, э… — тут он сбавил обороты, запнувшись на возникшей мысли о литераторах, — э… элита, одним словом… (вздохнул устало и понуро) наши собратья по перу. Я прошу прощения у вас, голубушка моя, за них, все мы, писатели, народ разный, одни к примеру, как вы, тихие-тихие, затворники, даже своего рода колдуны, а другие вот этакие, э… неугомонные…
