Сама Ки ничего не ощущала по этому поводу, только усталость. Но потом в ее душе зазвучал и стал набирать силу такой вопль одиночества, что она сама удивилась, как это ей удалось не закричать вслух. Свен, Свен, ее могучий и нежный Свен!.. Как много он давал ей, давал прежде, чем она успевала не то что попросить – даже и пожелать. Он всегда думал о ней, всегда торил перед нею дорогу… Она помнила кровь на его широких ладонях, когда он принимал у нее роды. А вот он едет рядом с фургоном, и солнце светит ему прямо в лицо, заставляя жмуриться. А вот по его плечам и спине бродят огненные блики; они любят друг друга подле костра, а внутри фургона спят их дети…
И молчаливую муку сменила ярость. Свен никогда бы не допустил, чтобы с ней сделали ЭТО. Да с какой стати она должна смирно сидеть на этом идиотском пиру? Что за нужда ей сочувствовать этой их неестественной надобности тешиться образами умерших, которые возрождает для них колдовство гарпий?.. Свирепея, Ки напряглась всем телом. Ей хотелось вскочить на ноги. Отшвырнуть стул так, чтобы он отлетел и покатился. Сдернуть со стола скатерть вместе с блюдами и едой… Но тут ее яростный взгляд натолкнулся на взгляд Коры, исполненный муки и молчаливой мольбы. Кора прекрасно видела бурю, бушевавшую у нее в душе. Видела и страшилась. Ки вдруг почувствовала в себе необыкновенную силу. Да, от нее зависело здесь все. Все!..
Сильные руки тяжело легли ей на плечи.
– Я наелся так, что больше не могу впихнуть в себя ни кусочка. Да и ты, я смотрю, давно перестала жевать. Может, возьмешь кусочек фрукта на загладочку и пойдешь прогуляешься со мной по холодку?..
Такой нежности в голосе Хафтора Ки не слыхала еще ни разу. Снизу вверх она заглянула ему в глаза и увидела, что он переживал унижение, выпавшее ей на долю, едва ли не острее ее самой.
Она сделала было движение подняться, но спохватилась и оглянулась на Нильса. Раздражение вновь нахлынуло на нее: она понимала, что остальные истолкуют ее взгляд так, как будто она испрашивала у старика разрешения. Кора тоже посмотрела на Нильса. Тот пробормотал что-то в ответ, и Кора едва заметно кивнула Ки. Ки поднялась, успев подивиться страдальческому взгляду, который устремил на нее Ларс. Хафтор между тем нагнулся и выудил из большой чаши на столе две аппетитные груши. Одну он вручил Ки и повел молодую женщину прочь из-за стола.
Снаружи стояла туманная осенняя ночь. Запахи, реявшие в воздухе, подсказывали Ки, что листья все слабее держались на ветках. Скоро они усыплют всю землю долины золотом, облетевшим с тополей и берез, и на это золото там и сям прольется багрянец ольхи. Земля затвердеет от заморозков; как славно будет рано утром катить по дороге, еще не успевшей размякнуть от дневного тепла. Ки оставалось только гадать, как скоро она сможет двинуться в путь по этим дорогам. Кора ведь пообещала отпустить ее, как только завершится это самое «исцеление». Надо будет переговорить с нею наедине. Когда ей, наконец, скажут, что все в порядке и можно уезжать? Через три дня, когда справят Обряд Покаяния? Или придется еще ждать, пока каждый из них не нанесет своим гарпиям по визиту и не вернется удовлетворенным?.. Ки вонзила зубы в свою грушу…
