– Отпусти их, – говорила она умоляющим тоном, и глаза глядели печально.
– У нас тут не принято даже упоминать вслух об ушедших, чтобы не призывать их души назад из лучших миров. А то, что делаешь ты, – еще хуже упоминания. Ты их попросту держишь подле себя и нипочем не хочешь отпустить. Обряд не освободил их, Ки, и ты должна сделать это сама. Отпусти их, девочка, отпусти! И живи, как живому человеку положено…
После чего Кора всегда поспешно удалялась, как обычно, разрываясь между тысячей одновременных дел. Ки про себя завидовала ее вечной занятости и хлопотам. Кора казалась ей такой целеустремленной, такой преисполненной важности совершаемых дел. Это, однако, не мешало ей замечать, что последнее время Кора поглядывала на нее этак оценивающе, словно бы примериваясь, соответствует ли она некоей цели. Ки до смерти боялась того момента, когда ее должны были просветить относительно этой самой цели. Ее вовсе не устраивало такое положение дел, когда кто-то порывается за нее думать и без нее принимать решения, могущие повлиять на ее жизнь. Ей вообще нужно было на самом деле только одно.
Дорога.
Ки посмотрела на свои руки, терпеливо пилившие ножиком очередной стебель. Руки, пожалуй, стали несколько костлявее прежнего, но не ослабели ничуть. Вот только мозоли наросли в таких местах, где их никогда прежде не было. Ки вообще казалось, будто она усыхает всем своим существом, и те ее стороны, где присутствовала раньше какая-то мягкость, обрастают роговой коркой. Честно говоря, ей было все равно. Только бы поскорее все кончилось. Может, когда она совсем уже высохнет и одеревенеет, она и сживется-таки с этой новой жизнью, которую ей навязывали. По крайней мере, хотя бы перестанет беспомощно спрашивать себя, почему она никак не соберется с духом уехать отсюда…
Она еще смотрела на свои руки, когда на них легла чья-то тень. Ларс наклонился к ней и сам поднял тяжелую оранжевую шишку.
– Чистая погибель с тобой, – сказал он ей со слабым смешком. – Ты так усердно работаешь, что и мне, на тебя глядя, сачковать совестно.
Ки разогнула спину и кое-как скроила улыбку в ответ:
– Я даже и не слышала, как подъехала тележка. На это поле, пожалуй, придется съездить еще разок. Урожай здесь заметно больше, чем на других…
– Я пришел не с тележкой, – сказал Ларс, и тут-то Ки впервые обратила внимание на то, как он выглядел. Его светлые волосы были еще влажными после мытья и завивались по концам. Желтая рубашка была из тонкой ткани, нарядней обычного. Ларс был облачен в праздничные штаны, а на ногах у него вместо грубых рабочих башмаков красовались праздничные сапожки. Ки невольно улыбнулась: от него даже пахло душистой водой, которую его мать настаивала на травах.
