В Батум, к отцу | страница 14
Она боязливо вернулась, тонкими длинными пальцами вбросила в ладонь смятую комочком бумажку, как бросают в урну огрызок.
– Пани! Адрес или счёт в банке!
– Это ещё зачем?
– Проценты с рубля, пока его не верну, куда прикажете посылать?
– Оставьте ваши шуточки...
– И не думал шутить. Без адреса не выпущу.
Девушка сердито хмыкнула, но назвала совхоз «Лайтурский» и в мгновение исчезла за дверью.
– Слушай! Тебе не мерзко обирать девчонок? – набросился я на Вязанку.
– Да не липни хоть ты, митрополит несчастный! И без тебя знаю, кипеть мне в пенкешеле! В этом смоловарном котле...Только против своего хобби не попрёшь. Да и зачем? Выгодная штучка! Дашь на дашь... Я галантно напомнил – мне деликатненько хрусталик на подносе.
– Эх ты!..
– Ты рублю не груби. Перед продавцом все рубли равны.
– Ну а перед совестью?
– Три ха-ха-ха, – в задумчивости проговорил по слогам Вязанка. – Твоими устами... Мда-а... Дежурный меня мучил, белянка твоя, – взгляд на дверь, – дай бог, чего ей хочется, мучила. Ты тянешь за душу. Ещё и совесть возьми меня в тиски... Не слишком ли много мучителей на одного? Никакой пропорции не вижу, отец Григорио. Или ты хочешь вбить мне, «плох тот мученик, который не рвётся в великомученики»? Посмотрим, как тебя будет терзать твоя родная совестишка, когда кинешься щи наворачивать на девчачий хрусталик, что, кстати, я обязательно верну... Айда лучше в столовую, а там и в мореходку.
9
Нужда – мать догадки.
Нужда мудрее мудреца.
В зале ожидания я навязал за рубль свою кепку слабому, на три духа, маленькому полохливому старичку с пронзительно чёрными глазами.
Этот клопик с глазками навыкате долго хлопал ресницами, растерянно перекладывал корявый посошок из руки в руку, не решаясь брать и не отказываясь от покупки вовсе.
Дед отдал мне подержать посошок, а сам долго коротким негнущимся от трудной работы пальцем всё никак не мог попасть в пистон, в узкий потайной кармашек у пояса. Наконец он выкатил оттуда шарик ветхого рубля и не отдал сразу, а минуты три, если не все пять, косясь на меня и часто моргая, рассуждал, угрюмо и сердито поглядывая на искусительницу кепку:
– Нет заговенья деньгам, ит ты, шило те в нос! Ровно твоя чистая вода, скоро расплываются... Ну да! – он решительно махнул сухой рукой. – Ну да, деньжанятки водются с расходу! – и сунул мне рубль, словно боясь себя, как бы не передумал.
Я развернул рубль.
В нём было всего понемногу: понюшка сорного табаку, синие горошинки соли, зерён так пять полбы и даже засушенная бог весть когда муха. Меня всё это рассмешило, старика же огорчило до невозможности.