1985 | страница 6



Когда О'Брайен пригласил меня на вышеупомянутую беседу, я знал, что у меня нет оснований бояться худшего — нового ареста. Но я все еще помнил прошлогодние допросы, тюрьму, пытку электрическим током и так называемую крысиную камеру, где меня — я признаю это — сломили и заставили отказаться если не от своих взглядов, то от своих планов. На этот раз, однако, было ясно, что О'Брайен вряд ли вернется к своим злодействам. Внутренняя партия, которой принадлежала власть в Океании, была уже не та, что раньше. Смерть Старшего Брата и катастрофическое поражение Военно-воздушных сил Океании лишили наших правителей уверенности в себе. И по мере того как шла на убыль их гордыня, росла отвага членов внешней партии — например, моих коллег по миниправу. Мой коллега, экономист Уайтерс, которого незадолго до этого выпустили из тюрьмы, позволял себе самые рискованные шутки. В обеденный перерыв в столовой министерства он поднял на смех обязательную телевизионную физзарядку. "Нагнитесь ниже, — передразнивал он пронзительный голос преподавательницы, — это поможет вам сохранить молодость и свежесть". Все покатывались со смеха, глядя, как он, изображая на лице ужас, старается втянуть свое внушительное брюхо. И как ни странно, никто не боялся, что полиция мыслей за это его арестует.

О'Брайен принял меня в своем кабинете в министерстве правды. С прошлого года, когда он, высокопоставленный офицер полиции мыслей, пытал меня электрическим током и всевозможными способами добивался от меня ложных признаний, его внешность несколько изменилась. Правда, остались неизменными высокий рост, бульдожье лицо, умный, усталый взгляд — но теперь он сильнее сутулился, а в волосах стало больше седины. Он предложил мне кофе — не гнусного пойла «Победа», а настоящего, из магазинов для членов внутренней партии.

Прежде всего он попросил простить его за "прошлогодний эпизод" — так он назвал неописуемые страдания, которые мне причинил. В свое оправдание он сказал, что как младший офицер лишь выполнял приказ и что я могу ему поверить — он обращался со мной значительно мягче, чем предполагалось первоначально. Более того, добавил он многозначительно, я должен быть благодарен ему за то что сейчас вообще сижу перед ним.

Я молчал, с тревогой дожидаясь, когда он скажет, что ему на самом деле от меня нужно.

— Империя в смертельной опасности, — сказал он.

— Я знаю, — ответил я, хотя официально ничего не мог знать, потому что о поражении ходили только слухи. Моя осведомленность как будто не удивила О'Брайена.