— Прекрасно, — сказала Мария. — А что вы будете делать потом?
— Потом? — она задала этот вопрос так, как будто речь шла о том, не пойти ли нам на рыбалку или лучше поиграть в гольф.
— Я имею в виду, например, сохраните ли вы ангсоц, — пояснила она.
— Ангсоц? Ну, естественно. Да, — заверил я ее, хотя тогда еще не понимал, зачем ей это нужно. И потом, — как она представляет себе ангсоц?
— Это очень интересует читателей Евразии, — продолжала Мария. — Не могли бы вы рассказать об этом подробнее? Какого будущего вы хотели бы для народа Океании?
— Ну, знаете ли, — неловко ответил я, — я был бы счастлив, если бы знал, что с нами будет в ближайшие три месяца.
— Жаль. — Мария поджала губы. — В нашей стране много ожесточенных людей, и я надеялась услышать от вас что-нибудь такое, что могло бы их утешить.
Вот, в сущности, и вся наша беседа. Нет, пожалуй, было еще кое-что. После интервью, когда мы остались в бильярдной одни, я попытался ее поцеловать. Она вежливо, но решительно уклонилась.
— Мистер Смит, — сказала она, — я не яблоко, от которого каждый желающий может откусить кусочек. В нашей стране женщины привыкли заранее готовиться к тому, чего вы от меня хотите.
— Как готовиться? Психологически?
— И психологически, и физически. Они принимают таблетку, которая создает нужное настроение. Она же гарантирует, что женщина не произведет на свет помимо своего желания еще одного солдата для нашей армии.
На следующий день мы встретились в доме для приемов внутренней партии. Она долго расспрашивала меня о жизни под властью Старшего Брата. "Это действительно было так ужасно?", "Вам совсем не разрешалось ездить за границу?", "Как действовала цензура?" — в таком духе были все ее вопросы, выдававшие не только полное отсутствие информации, но и беспредельную, хотя и доброжелательную наивность. В конце нашего разговора она самым спокойным тоном сообщила, что таблетка, которую она приняла несколько минут назад, начнет действовать через полчаса, так что я могу приготовиться.
Через три четверти часа мы распрощались. На память о встрече Мария подарила мне свою всемогущую шариковую ручку. Из всех удивительных штук, которые ручка выделывала, мне интереснее всего было использовать ее в качестве радио. Этот крохотный предмет, лежащий во внутреннем кармане, над самым сердцем, казалось, как-то облагораживает, создает ощущение невидимого прекрасного мира.
После поражения революции и моего ареста мне, как ни странно, удалось пронести подарок Марии с собой в тюрьму. В конце октября, после первого допроса, я тяжело упал на койку в своей камере и нащупал в соломе матраца это единственное напоминание о внешнем мире. Но напрасно я пытался включить радио. Если батарейки и не сели окончательно, то их хватило бы разве что на то, чтобы подкрасить мне веки. А запасных батареек Мария мне не дала.
