– Не понял, – проговорил он, позвал: – Сеня? – И потащил меня за собой к ближайшим кустам. Там, само собой, никого не оказалось. – Сеня-а-а, – позвал он снова, на сей раз куда более жалобно. – Ты чего, попутал, Сеня?! – пробормотал он.
– Простите, вы не могли бы меня отпустить? – попросил я.
Грабитель воззрился на меня с таким видом, будто только что увидел.
– Я не понял, – снова сказал он. – Где он?
– Не знаю. Вероятно, убежал.
Мой собеседник поспешно отдернул руки, отряхнул их, будто внезапно осознал, что имеет дело с прокаженным.
– Ты кто такой? – спросил он, тупо глядя на меня маленькими черными глазками.
– В каком смысле? Вас имя и отчество интересует?
– Черт! – Грабитель сплюнул и ломанулся прочь через кусты – ему явно было некомфортно со мной наедине, – а я щелкнул замками портфеля и полез за фонарем…
Сеня пытался скрыться, метался, как беглый заключенный под светом прожектора. Но я поймал его и посадил в контейнер для перевозки. Аккуратно, чтобы ненароком не сломать крошечные ручки и ножки.
Я назвал это место «Заповедник крохотных существ». Здесь было уже четыре превосходных экземпляра. Правда, всех их следовало перевоспитать – в обычной жизни они были людьми злонамеренными и бесполезными. Теперь каждого из них я по-своему любил, как Бог любит свои создания. Начальник лаборатории Шашечкин, бездарный ученый, присвоивший себе множество научных открытий, в том числе и моих. Лора, бывшая жена, стерва, изменяла мне с каким-то тонкоголосым смазливым художником. Не желая наблюдать этого хлыща в непосредственной близости от своей уменьшенной супружницы, я спустил любовника в унитаз и не испытал при этом ни малейших угрызений совести. Бог тоже порой бывает жесток. На то он и Бог. Местный алкоголик, Глушев, на нем я впервые испытал Прибор. Попав в Заповедник, он остепенился и теперь вел размеренный образ жизни простого крестьянина. Хотя поначалу ему пришлось несладко – абстинентный синдром, вызванный долгими годами употребления сивухи, растянулся на целую неделю. Я даже капнул на него спиртом из пипетки – пусть опохмелится, настолько жалким было зрелище его страданий. Четвертой стала величественная дама из гастронома. Ей, видите ли, было неудобно, что я стою у витрины, закрывая ей обзор, и она ткнула меня указательным пальцем в плечо, заявив: «Встал тут, придурок!» Дама переживала свое заточение куда болезненнее остальных. Несмотря на то что я соорудил для нее бассейн с теплой водой из собачьей миски. Разумеется, изымая эту женщину из обыденной жизни, я руководствовался не только обидой, но и другими соображениями. Мой бывший босс Шашечкин был примерно ее возраста. В последнее время он стал скучать и захирел – не причесывался, отпустил бороду. Мне хотелось как-то разнообразить его унылое существование.
