— Больше, чем вы думаете! — закричал Глеб и вскочил на ноги. — Это вы не давали мне настоящей работы, — он сжал кулаки. — А я… я мог бы смоделировать воздействие изотопной воды на митохондрии на ЭВМ. Я чувствую, что мог бы! Но и теперь я знаю, что мне делать. Я стану объектом изучения для биологов. Со мной вон какие чудеса происходят! Я же стал живым генератором высокого напряжения. Тут для науки на сто лет работы. И я… я тоже буду работать. С биологами! Но только не с вами. Я сию же минуту отправлюсь к биологам.
Козицкий шагнул к Глебу. Они оказались почти лицом к лицу.
— Ты не успеешь дойти до биологов, Санкин, — сказал Козицкий, уперевшись пальцем в грудь Глеба. — Выпив изотопную воду, ты подписал себе смертный приговор. Жить тебе, Санкин, осталось всего ничего.
— Какой… какой еще приговор? — заранее обмирая, пробормотал Глеб. — Чего вы еще такое придумали, Максим Арсеньевич?
— Увы, брат, это жестокая правда.
Козицкий помолчал, испытующе вглядываясь в Глеба.
— Изотопная вода, которую ты изволил с такой легкостью выпить, коварнейшее вещество. Попав в дряхлые клетки, она повышает энергоемкость митохондрии и тем возрождает жизнедеятельность клеток, делает их снова молодыми. Но оказавшись в клетках молодого организма, — палец Козицкого с силой надавил на грудь Глеба, угодив между лацканами пиджака, — изотопная вода примется наполнять энергией и без того до отказа наполненные ею митохондрии. Тебе же известно, что произойдет с конденсатором, если его подключить на сверхрасчетное напряжение, — Козицкий сделал шаг назад, кашлянул в кулак. Все сегодняшнее утро я переводил на язык математики твои предстоящие взаимоотношения с выпитой водой. И получилось, Санкин, что жить тебе после последнего глотка восемь часов и семнадцать минут. Секунды, разумеется, не в счет. Но пять часов уже минуло, вот ведь какое дело.
И Козицкий, потершись щекой о свое плечо, снова уставился на Глеба своими выкаченными глазами. И эти глаза были лучшим доказательством того, что каждое слово, сказанное доцентом, — правда.
Еще три часа жизни?
Как, всего три часа? А потом?
Да нет, это просто невозможно!
— Единственное, чем я могу утешить тебя, — будто смакуя слова приговора, продолжал Козицкий, — смерть твоя будет легкой и молниеносной. Ты вспыхнешь электрическим пламенем. Пшик — и нет тебя. Только вот бы не наделать пожара в квартире, — доцент озабоченно оглядел уставленную мебелью квартиру, — но… это уже твоя забота.
